Константин Ротиков - Другой Петербург

На дамской половине затевались свои мистерии. Маргарита Сабашникова, приглашенная Лидией Дмитриевной на роль, соответствующую «певучему ослу» в мужнем кругу, добросовестно описала происходившее в своих мемуарах. «На этих собраниях мы должны были называться другими именами, носить другие одежды, чтобы создать атмосферу, поднимающую нас над повседневностью. Лидия называлась Диотима, мне дали имя Примавера из-за предполагаемого сходства с фигурами Боттичелли. Кроме простодушной, безобидной жены писателя Чулкова и одной учительницы из народной школы, которая, превратно понимая суть дела, вела себя несколько вакхически, не нашлось женщин, которые бы пожелали принять участие в этих сборищах. Вечер протекал скучно и никакой новой духовности не родилось. Вскоре от этих опытов отказались».

То же сделалось и у мужчин. Начали, действительно, облаченные в драпировки искусным Сомовым, пили вино, ели сладости. Кузмин воспользовался возможностью прочесть в этом кругу «Историю своих начинаний» (см. главу 3), для этого, собственно, и написанную летом 1906 года, и ввел в обыкновение зачитывать дневники, в которых записывал все без утайки. Но больше ничего интересного, кажется, не было.

Пытались, в духе развивавшейся Вячеславом идеи «дионисийства», завести ритуальные хороводы. Но опыт оказался единственным, и то не на Таврической, а у Минского — на Галерной, д. 63. Хороши должны были быть аттические игры: Федор Сологуб, которого без пенсне невозможно представить; пятидесятилетний Розанов; головастик Ремизов; Бердяев, с вываливающимся, по причине природного тика, языком… Античный ужас.

В ноябре 1906 года в квартире Званцевой, ниже этажом, заняли две комнатки тридцатилетний Макс Волошин с Маргаритой Сабашниковой, недавно поженившиеся. Маргарита Васильевна происходила из богатой московской купеческой семьи, не нуждалась в материальных средствах и проводила время в духовных поисках. К весне следующего года Маргарита перебралась наверх, к Ивановым. Макс то исчезал, то появлялся; жена утратила к нему интерес. Наконец, он уехал в свой Коктебель.

Странная мысль овладела Вячеславом и Лидией: они вообразили, что в столь полном слиянии, в каковом были они, им следует вдвоем любить одного третьего — и объектом их любви стала бедная Маргарита. Кажется, они ей так заморочили голову, что она уж была согласна, но духовный поиск увел трансцендентных супругов к новым высотам, с Сабашниковой им стало скучно, и они отпустили ее в Коктебель.

Макс Волошин, оставшийся без жены, поселился в квартире Ивановых. Второй раз он отважился вступить в брак лишь в 1923 году, на известной всем советским любителям Коктебеля Марии Степановне. Биография его не лишена темнот. Рано осиротевший, находившийся под огромным влиянием матери, Елены Оттобальдовны, поражавшей современников полумужским костюмом, он, в сущности, идеальный объект для психоаналитиков. Как это Маргарита сказала о нем Сергею Маковскому: «Макс недовоплощен»…

Но все это не совсем по нашей теме. Кузмин сильно был смущен, едучи однажды с Ивановым в пролетке и услышав от Вячеслава Ивановича признание в любви, на которое не знал, как ответить. Он переживал в те годы вовсе не умозрительные, а самые, что ни на есть, земные романы, преображенные им в пленительные стихи.

В компании молодежи, тянувшейся к «Башне», выделялся своими филологическими интересами только что окончивший кадетский корпус Модест Гофман. Товарищ его, юнкер Инженерного училища Виктор Наумов, был, по-видимому, чужд высоких материй, но очень привязался к Кузмину и Нувелю. Познакомились они в феврале 1907 года, и Михаил Алексеевич подлинно заболел этим прекрасным юношей, неуступчивость которого доводила впечатлительного поэта до мистических галлюцинаций. Виктор не отказывался от общений, был ласков, давал себя поцеловать, но и не больше. Со временем чувства поостыли, однако и привязанность к Наумову пережила многие другие увлечения поэта. Последнее письмо от Виктора Андреевича Кузмин получил 14 апреля 1915 года, с фронта. Далее след юноши теряется…

Вот так, напророчил возлюбленному. Чеканные стихи из посвященного Виктору цикла «Ракеты» — не замеченный кузминистами парафраз сонета Хосе Мариа Эредиа, классика французского «Парнаса». Но интересно, что Эредиа в этой эпитафии стилизовал, в свою очередь, стихотворные опыты короля Генриха III, украсившего эпоху французского Ренессанса своими дерзкими и обольстительными миньонами (жуткий конец ждал их после гибели покровителя).

К зиме 1907 года прекрасный юнкер окончательно перешел в сферу идеальной любви. Плотский взгляд заинтригован был неким студентом, регулярно прогуливавшимся по дорожкам Таврического сада, а вездесущий Павлуша Маслов доносил, что замечен юноша и на «стрелке». Несколько недель прошло в неопределенности. Мы помним (глава 18), что в это же время готовилась с гимназистами на Моховой постановка «Курантов любви». 3 декабря (странно, опять этот день: первая годовщина Судейкина) студент Сережа Позняков появился, наконец, на Суворовском. Валялся на диване, курил, бранил гимназистов, уверяя, что те пользуются проститутками. Поплакал, сказал, что хочет, чтоб его любили. На первый раз Кузмину удалось его выпроводить, но через четыре дня пришел он с Сережей Ауслендером и остался, как записал в дневнике поэт, «с твердым намерением довести дело до конца». В чем и успел.

К Познякову питал не менее нежные чувства Константин Андреевич Сомов, оставивший несколько его портретов. Правда, хорош. Блестящие живые глаза, пухлые капризные губы, сросшиеся брови из-под стриженой челки. Приходилось видеть один из таких рисунков в частном собрании, помещенный в раму под стеклом над диваном… девчонки, племянницы хозяина, обмусолили все стекло, целуя красивое лицо.

Кузмин всячески Сергея пропагандировал, затащил на «Башню». Макс Волошин попытался, было, его задирать, но Сергей, не претендуя на интеллектуальное партнерство, ответил ему попросту: «Мне 18 лет, это мое единственное достоинство. Я русский дворянин». Он что-то сам сочинял, Михаил Алексеич оказал протекцию, попросил Брюсова напечатать. Роман, по кузминским меркам, длился довольно долго: с истериками, капризами, решением юноши поселиться вместе и внезапным немотивированным отказом, кряхтеньем квартировладельцев, смущенных тем, что Сергей гуляет по коридорам неглиже.