Джеф Гоинс - Осознанный выбор

Существует большой соблазн уйти с головой в значимую работу. Это пагубная зависимость: полное погружение в процесс и полное уничтожение себя. Вы не можете больше отделить себя от того, что вы создаете. И это опасно. В нашей работе самое главное – осознавать это искушение и использовать его как преимущество. Не каждый навязчивый порыв является нашим призванием, хотя дело вашей жизни может начаться с непреодолимой страсти, граничащей с помешательством. Вам надо научиться умерять эту страсть, жить в напряжении, будучи ведóмым чем-то, но не сходить с ума. Освоить ремесло, а не позволить ремеслу освоить вас. Это единственный способ овладеть искусством работы – признать, что наши наклонности, если мы не научимся их контролировать, могут уничтожить нас.

Что же хорошего в призвании, если преследуя его, мы можем уничтожить себя? Как нам сбалансировать это напряжение между непрекращающимся призывом к работе и жизнью? Надо признать, что мы не знаем – как. Многих всемирно известных творцов современники считали сумасшедшими. К счастью, их работа вынесла это испытание, хотя зачастую из-за этого не выдерживали они сами. Но их жизни – важный урок: мы не должны впадать в отчаяние. Мы должны понимать, что преданность своему делу станет нашим наследием. В таких историях всегда есть более глубокий сюжет.

Во время Второй мировой войны британский писатель Дж. Р. Р. Толкин, который позже напишет величайшие произведения XX века в жанре фэнтези, размышлял о смерти. Переживет ли он эти сложные времена или умрет, так и не окончив дело своей жизни? Он этого не знал и никак не мог выбросить из головы самый плохой вариант развития событий. Чтобы прогнать свои страхи, Толкин написал небольшую историю про человека, которого звали Ниггл (от англ. niggle – «заниматься пустяками»).

Ниггл был художником, которого постоянно отвлекали от работы. Соседи и друзья все время просили его о помощи, а его «путешествие» (метафора смерти) приближалось. Он боялся, что не успеет закончить свою величайшую работу – картину с изображением дерева. Когда настало время отправляться в последний путь, он взглянул на свою картину и, как и боялся, увидел незаконченную работу: только небольшой листочек и несколько деталей. Ниггл так и не успел нарисовать бóльшую часть картины.

Мы все можем понять подобные переживания: боль от того, что какую-то работу пришлось оставить незаконченной, и страх от того, что, возможно, вернуться к ней не удастся. Но в конце рассказа Толкина есть интересный поворот. Когда Ниггл прибывает в конечную точку, то не верит своим глазам. По ту сторону жизни он обнаруживает то, о чем мечтал, – законченную картину с изображением дерева [119] J. R. R. Tolkien, Tree and Leaf (Boston: Houghton Mifflin, 1965). .

Работа, не законченная во время его жизни, была закончена после.

Многие из нас боятся того же, что и Хемингуэй, – что мы умрем, оставив множество незавершенных дел. «Мы все умрем незаконченными симфониями», – сказал однажды мой друг за завтраком. Он рассказывал мне о своем отце, который перед смертью неуверенно попытался покаяться в своих грехах. Моему другу этого было недостаточно, и этого и вправду было недостаточно, но в тот момент он понял, что ему все равно придется отцу все простить. Он должен был просто смириться. Ниггл испытал то же самое.

В вашей работе будут незавершенные вещи. Это как работа художника, который смело вступает на свой путь с вдохновением, понимая и то, что его работа никогда не будет закончена. Перефразируя выражение Леонардо да Винчи, мы никогда не завершим наше дело. Мы лишь забросим его [120] Leonardo da Vinci quote, BrainyQuote, accessed August 2, 2014, http://www.brainyquote.com/quotes/quotes/l/leonardoda 380290.html. . Задача каждого творца – а мы все творим что-то на холсте нашей жизни – качественно делать свое дело, не думая о конечном результате. В ином случае мы можем свести с ума себя и окружающих. И настоящая трагедия случается не тогда, когда мы уходим из этого мира, оставив незавершенной нашу работу, а когда работа лишает нас жизни, которой мы должны были жить. Уйти на пенсию, засесть дома и ждать смерть – неправильный выбор. Правильным выбором будет упорно и страстно работать, но признавать те ограничения, которые ставит нам наша жизнь.

Альберт Эйнштейн, умирая, попросил дать ему очки, чтобы продолжить работу над проектом, который, как он считал, будет его величайшим произведением. Его больше не интересовали простые явления. Он хотел, как он сам говорил, «знать о том, что думает Бог» [121] “Einstein’s Unfinished Symphony”, BBC, accessed September 15, 2014, http://www.bbc.co.uk/sn/tvradio/programmes/horizon/einstein_symphony_prog_summary.shtml. . Все остальное – мелочи.

«Единая теория поля», какой мы знаем ее сейчас, базировалась на представлении Эйнштейна о том, что физика была «проявлением божественной воли». Он верил в то, что всему есть объяснение, что Бог создал не хаос, а порядок. Он посвятил этому проекту тридцать лет, работая над ним до последнего дня своей жизни [122] Там же. .

Примеры Эйнштейна и Хемингуэя учат нас тому, как страх смерти заставляет человека продолжать свое творчество до самого конца, но вместе с этим страхом должно прийти и осознание того, что дело вашей жизни в каком-то смысле останется незаконченным. Почему это так? И что нам делать с этой уничижительной реальностью?

Одним из достижений своей жизни, которым я, возможно, горжусь больше всего, было мое участие в создании первого кодекса чести моего колледжа. У основанного в 1843 году Иллинойского колледжа никогда не было официального кодекса чести – формального документа, являющегося выражением этической и академической добросовестности. Такие документы были популярны в университетах Лиги плюща, но в нашей маленькой школе свободных искусств такого не было.

После того как один профессор предложил эту идею студенческому совету, я понял, почему у нашей школы никогда не было своего кодекса. Не из-за того, что мы недостаточно старались. Один из преподавателей дал мне список тех, кто пытался сделать то же самое, за что взялся я, и я связался с каждым из них. Одной из них была женщина, которая пыталась создать кодекс почти десять лет назад. Написав ей электронное письмо, я попросил рассказать побольше, на что она ответила, что кодекса никогда не будет из-за большого количества бюрократических преград. Для меня это прозвучало как вызов.

Следующие полтора года мой друг Дэн и я пытались сделать то, что не сделала эта женщина, и, возможно, не смогла бы сделать. Я и не догадывался о том, как она была права. После десятков версий этого документа, постоянно изменявшегося, чтобы кому-то угодить, все уже готовы были сдаться. Невозможно было угодить всем. Я уже был уверен, что мы никогда не сможем получить необходимую для утверждения документа поддержку.