Константин Трунин - Эмиль Золя

Однако, желая лишить театральные произведения свойственной им структуры, допустимо вспомнить самого Золя, чьи пьесы возвращали зрителя к драматическим опытам Мольера. Пусть то был эксперимент, и Эмиль ещё не созрел для нового понимания истинного назначения пьес, теперь всё предлагается опровергать, ибо ничего не стоит на месте, нуждаясь в движении вперёд.

Золя может быть уверен в важности продвижения натурализма, видя его востребованность в литературе, но ведь не ему решать, чем заинтересуется посетитель театральных представлений: его вкусы он так и не смог понять.

Говоря о натурализме, Золя посчитал нужным рассказать о затруднениях. Статья «Республика и литература» показала, как люди, склонные к переменам в политике, отказываются оные видеть в прочих сферах жизни. При этом Эмиль не отрицает республиканских воззрений, но навязывать их другим он не желает. Для него важно, чтобы общество созрело, прежде чем прилагать усилия к проведению реформ. Французы, безусловно, созрели. Но, пока созревали, они успели республику несколько раз сменить на монархию, вернувшись опять к республиканской форме правления. Поэтому логично предположить, что в некоторых моментах должна была остаться подозрительность, имеющая возможность способствовать очередному возвращению монархии.

Почему бы под таковой возможностью не понимать натурализм? Чем не призыв к возвращению режима времён Наполеона? Коли человек будет мечтать, то и романтизм ему в этом не помеха. Натурализм в данном случае становится подобием кости в горле, дополнительно вскрывая социальную неустроенность граждан, искоренением которой республиканцы всерьёз не занимаются. И если основной массе людей будет интересно читать про происходящее на самом деле — может последовать очередной бунт, чего опасается любой действующий режим.

Золя продолжает отказываться понимать, почему натурализм подвергается нападкам, в том числе им подвергается и он сам. Неспроста случился тяжёлый период, вследствие чего Эмиль публикует статьи за границей, словно попавший в опалу, хотя он не Виктор Гюго времён Второй империи, выступавший против власти монархистов. Наоборот, Золя поддерживал республику, оставался её верным сторонником и желал трудиться во славу плодов Сентябрьской революции.

Франция — страна с богатой историей, наполненной взлётами и падениями, идущая сложной и неповторимой судьбой, должная нести в себе образ склонного к постоянным переменам человека. В такой стране трудно жить и ещё труднее иметь соратника сходных с тобой взглядов. И тем не менее, Золя продолжит отстаивать позиции натурализма далее. Он — француз: бороться за личные воззрения — его право.

Май 1879 года — пора разочарований. Золя отмечает выход романа старшего из братьев Гонкур «Братья Земганно» в качестве шага к концу натурализма в его исполнении. Романтизм вновь поднял голову и пленяет сердца писателей реалистического направления. Потеря оказывается велика, но она не слишком огорчает Эмиля: на смену ушедшим придут новые сторонники натурализма. Остаётся жалеть лишь об одном — о собственном раннем рождении, вследствие чего приходится бороться с романтизмом, осознавая ошибочность прежних представлений, вместо изначально возможного свежего взгляда на действительность, не отягощённого мастерами литературы прежних дней.

Пришлось писать «Письмо к молодёжи». Это призыв Золя для будущих поколений, обязанных бороться за желаемые ими перемены, не останавливаясь перед преградами. Примером опять ставится Гюго, боровшийся стихотворным словом с режимом Наполеона III. Он не смирился и не стал соглашаться, когда правительство Второй империи решило простить высказывавшихся против монархии. Безусловно, Золя не призывает свергать государственное устройство. Гюго для него — идеальный представитель борца, готовый сложить голову за своё мировоззрение. И чем это не показатель душевного жара, свойственного всей французской нации?

Эрнест Ренан ничем не хуже, чтобы быть взятым в качестве второго примера умения отстаивать взгляды. Он, в отличии от Гюго, более придерживался либерализма и оставался сторонником империализма. И как бы не обстояло дело в прошлом, на момент написания статьи, имена Гюго и Ренана произносились с гордостью.

Что до Золя, то он не устаёт возвращаться к теме натурализма, видя предназначение в воспитании сторонников своего видения данного литературного направления. Знакомясь с представлениями Эмиля, читатель обязательно задумывается над его мыслями, излишне сконцентрированными на понимании единственной им осознаваемой потребности воплощать на бумаге стремление к отображению человеческих страданий. Ведь Золя понимал склонность людей к переменам. Он не мог не думать, как скоротечен век натурализма, обязательно должный быть сметённым хотя бы тем же романтизмом, только уже в отличном от прежнего воплощении. Сия борьба от преобладания в литературе чувства реального к чувству возвышенного понимания действительности никогда не покинет человека, опровергающего прежнее, дабы перейти к тому, что его ранее предваряло. Золя мог не думать, и всё-таки ничего об этом не сказал, оставаясь провозвестником личного понимания литературы, погибшей вместе с ним и не единожды возрождавшейся на протяжении XX века.

Говорит же Золя, как отмечал черты натурализма в творчестве Бальзака, Стендаля и Доде, так почему не сумел сделать правильный вывод? Потому так трудно о чём-то говорить без дополнительных приставок вроде «почти», «вероятно», «возможно» и прочих, поскольку нельзя рассуждать о чём-то с твёрдой уверенностью, так как поняв тебя сегодня, завтра — не поймут. Золя такого себе не позволял, оставаясь твёрдым в убеждениях, будто не будет перемен, не падёт Третья республика и в литературе на веки вечные восторжествует натурализм.

Категоричность Золя проявилась и в статье «Критическая формула в применении к роману». Эмиль уверен, что писатель-натуралист может быть отличным литературным критиком. Вспоминая его прежние заметки о писателях и их творчестве, возникают сомнения огромного размера. Разумеется, разобраться в произведении у Золя получалось, но разбор он давал исходя из желаемого видеть, находя оное в тексте или не находя, из чего и формировалось мнение, мало отличное от пересказа своими словами. Хорошо нахваливать собственный талант, когда все тебя кругом порицают. Не их простых побуждений к Золя относились с неблагожелательностью. Знакомясь с его трудами, понимаешь причину.

В сборник «Наши драматурги» включён и цикл статей Эмиля Золя о Викторе Гюго, опубликованных в периодическом издании «Вольтер». Для потомков Гюго — это писатель-романист, чьё имя навсегда внесено в список лучших беллетристов, когда-либо живших. Будучи едва ли не обожествляемым при жизни, Виктор страдал за Францию, принимая её муки и выражая душевную боль в поэтических строках. Современники его и ценили именно в качестве поэта, всё прочее считая второстепенным. Так считал и Эмиль Золя, но признавая талант Гюго в сочинении прозы. Пускай многословие Гюго чаще кажется неуместным в предлагаемом читателю содержании, таков был его стиль.