Константин Трунин - Архив сочинений 2011-2014

Странно, что такое поведение мирно сносит его жена. Женщина печальной судьбы. Легко могла подать на развод и получить половину состояния. Правда, муж скорее бы от инфаркта умер, нежели стерпел такое предательство. Странно, что дочь Евгения (греч. благородная), также выносит заносчивость отца. Может она не смотрит вокруг, может не слышит шушуканье соседей. Забитое создание. Любит папеньку. Само собой, в этой семье должен произойти бунт, взрыв. Подросток всегда бунтует. Он пойдёт против воли папеньки. Нет, это не спойлер, это подразумевается самой природой. Правда, проявление характера заключается в щедрости. И это странно. Толи не дочь своего отца, может в роддоме детей перепутали. Скупость должна была стать свойственной, мозг должен думать только в одном направление. Наращивать и наращивать. Впрочем, деньги тратить некуда. Да и папенька не велит. Дарит только редкие монеты, чтобы и не думала их тратить. Копи, мол, дочка. Потом вместе будем любоваться.

Кризис случится. Но не в книге. Нельзя себя пересилить, трудно пойти против воли старших. Дети берут всё от своих родителей. От матери с молоком, от отца в ходе многочисленных вопросов и попытках познать мир. Юношеские мечтания о хорошей жизни обязательно разобьются о реальность. Банкрот способен в крайней нужде стать работорговцем, а щедрая девушка бережливой до фанатизма. Нет светлого у Бальзака, есть жестокая реальность, возведённая в абсолют.

23.01.2014 ( http://trounin.ru/balzac33 )

Если скажу, что «Волкодав» такое же славянское фэнтези, как «Конан-варвар», то боюсь вы меня закидаете камнями. Ну и кидайте. «Конан-варвар» более славянское фэнтези, нежели «Волкодав». Может он первое русское фэнтези о псевдославянском мире, тогда соглашусь. Главное у Семёновой на обложке ё — это ё, а не е. Впрочем, не суть важно. Был ли у древних славян алфавит. Вот в чём вопрос. Надо будет разобраться. Впрочем, разобраться надо и в самих древних славянах, так как до шестого тома «Заката и падения Римской империи» за авторством Гиббона я ещё не дошёл. А хотелось бы узнать без цензуры, предвзятого отношения и домыслов современных археологов всю правду. Хотя бы приблизительную. Чем-то ведь занимались славяне до прихода Рюрика. Говорят, были города старше пирамид, а санскрит имеет некоторое сходство с многими языками славянских народов.

Что в книге не понравилось:

— Стихи. Заполняют вакуум, раздувают объём. Коли автору даётся хорошо писать прозу, не надо на фоне творческого взлёта было браться за поэтическую составляющую. Если и писать, то на том же псевдославянском языке, на котором говорят в книге. Сам язык ничего общего со славянскими языками не имеет. Наверное в том же санскрите больше сходства найти можно.

— Графоманство. Допустим, Волкодав кого-то убивает копьём. Но зачем же читателю рассказывать из какого именно дерева было сделано копьё, кто его срубил, где оно росло, кого радовало, кто посадил, да откуда семечко прилетело. Рой мыслей проносится в голове, когда автор не на сюжете пытается сконцентрироваться, а запутывает тайными тропами. Может это должно глубже погрузить нас в мир Семёновой? Возможно.

— Главный герой. Сирота. Родню убили. Воспитан на рудниках. Казалось бы, должен выйти оттуда жестоким человеком, но нет же. Ангел во плоти с моральными принципами истового христианина. Не убей, не укради, не возжелай жены ближнего своего. Практически рохля. Благо силы немереной. И боевого опыта аж четырёхлетнего. Где успел знаний набраться непонятно. Может быть с Индостана к нам пришёл, предварительно достигнув просветления. Порой его дзен зашкаливает, он способен полностью уходить в себя и всего себя отдавать процессу. Пускай, это будет бой или хотя бы мытьё пола в корчме. Не пройдёт мимо нищих, отдаст последний меч. Совершенно не думает о завтрашнем дне. Семёнова оправдывает его существование нуждой. Волкодав планировал ведь умереть, мстя за смерть своего рода. Да не умер. Вот и существует теперь как может, отдавая всего себя другим.

— Герои не справляют физиологические нужды. Хоть бы от страха в животе у кого забурчало. При таком объёме книги и с таким подходом нельзя было обходить данный вопрос.

— Сюжет. Тягуч как сосна. Толст как баобаб. Читая книгу, думаешь не о похождениях героя, а о том, что Семёнова дала прочитать киносценарий. Да не фильма, а целого сериала. Герой зачем-то всех учит правильно освобождаться от захватов, правильно сражаться. И это при его четырёхлетнем опыте «каждодневных уличных» боёв. Опустим детали, возьмём большим количеством слов. К середине повествования книга сдувается окончательно, где по идее должно начаться самое интересное. Интерес наоборот гаснет… и возвращаться к книге уже нет никакого желания.

Чем понравилось:

— Помните, Волкодав у нас последний из рода серых псов. А знаете, кто удавил предпоследнего представителя этого рода по прозвищу Волк? Правильно — Волкодав. Ни стыда, ни совести. И после такого Семёнова представляет его как агнца небесного, боевую овцу в волчьей шкуре.

Слово Есть, Мыслите, Ёж Наш Он, Веди Аз!

23.01.2014 ( http://trounin.ru/semionova95 )

И ведь веришь. Веришь Гюго во всём. И в существование компрачикосов, и в порочность придворных английской королевы, и в порочность самой королевы. Веришь в победу республики над монархией, веришь в порядочность Кромвеля, веришь в увлечение Альбиона Испанией и её языком. Веришь во всё мрачное. Веришь в коварный Ла-Манш, в британский суд как наследие варваров. Даже веришь в должность Открывателя морских бутылок, ведь может такое быть при расширенном списке обязанностей придворных монарха. Веришь. Гюго в очередной раз создал бурный мрачный мир. Вновь сталкиваешься с Отверженными. В другом виде, в другом месте. Но с такими же отверженными. Горбун был отверженным. Сами отверженные были Отверженными. Почему бы не населить мир созданиями с изуродованной внешностью и добрыми сердцами. Фэнтези в эпоху романтизма — нет вымышленным существам, сходных с человеком только способностью говорить и ходить на двух ногах — да! людям тяжёлой судьбы. Возведём их страдания в высшую из возможных степеней — получаем романы Виктора Гюго. Великий был человек, так и хочется занести в любимые авторы. Если следующая книга также будет будоражить моё воображение, то так обязательно и сделаю. Всё-таки Гюго — фигура широкого размаха.

Гюго витиеват. Снова пять страниц текста он выводит в толстую книгу, рисуя свой мир широкими мазками, постоянно увеличивая нажим пера и уменьшая размер кисти. Вот уже доступны все мелкие детали. Современники Гюго могли заметить некоторую фальшь в словах автора. Мы, увы, нет. Слишком много прошло времени. Слишком плохо нам понятны те события. Чужая история — неведомая плоскость. Редко Гюго сходит до диалогов. Диалоги получаются у него плохо. Гюго — мастер монологов. Иной раз диву даёшься, как окружающим хватает терпения слушать человека столько времени, а нам читать порой и десять страниц. Всё это можно назвать философией. Гюго не стесняется. Обольёт грязью и монархию, и республику. Уже не знаешь, что думать обо всём этом. Мысли ли Гюго перед нами, или он вжился в роль своего персонажа. Просто закрыл глаза, представил себе всю ситуацию и выдал несколько страниц на одном дыхании.