Константин Трунин - Архив сочинений — 2016. Часть I

Сын буддийского монаха скорее всего пойдёт по стопам отца. Он может любить, ненавидеть и являться обыкновенным представителем общества, поскольку его религия не навязывает ему определённых ограничений. Усугубляющим фактором остаётся лишь происходящее в данный момент. Моральная ломка главного героя связана с участием Японии в войне, на которую уходят и не возвращаются близкие люди, а также с действиями американских солдат, потешавшихся над порядками японцев, находя возможность посмеяться надо всем, не брезгуя унизить побеждённый ими народ. Подобная обстановка навсегда изменяет мировоззрение, делая из склонного к миру пацифиста отчаянного адепта яркой и запоминающейся мести, причём направленной на самого себя и на всё то, что ему дорого.

Мисимой ярко обозначена точка окончательного слома устоявшихся для главного героя представлений о мире — это принуждение к насилию над безвинным (и всё-таки порочным) человеком. Внутренний стержень оказался ломким: не алмаз, а всего лишь графит. Создав нужную среду для начала процесса саморазрушения, Мисима по нарастающей вводит в повествование события, делающие из некогда скромного заики всё более развращённое существо, чья дальнейшая деятельность сводится к выявлению отрицательных черт даже среди всеми уважаемых членов общества. Собственно, этот приём Мисима и сам применяет, создавая «Золотой храм», наделяя не самыми приятными для читателями чертами действующих лиц, чьё миропонимание может было далеко от того, что им так старательно приписывает Юкио.

Основная ценность «Золотого храма» — описание быта японцев во время утраты ими империалистических амбиций и размытых представлений о дальнейшем развитии их нации. Многовековая история обратилась во прах, надеяться на благополучие не приходилось. Заставшие эти времена поколения постепенно сходили с ума, пытаясь вернуться к прежнему равновесию. Выдерживали не все. Склонные к безрассудным поступкам кончали жизнь самоубийством, тихо уходя, либо громко хлопнув дверью. «Золотой храм» мог оказаться пророческим для самого Юкио Мисимы, горевшего и в итоге сгоревшего, отказывавшегося мириться и оказывавшего сопротивление.

Всё пустое: умерев, даёшь право жить другим; уничтожив, освобождаешь место для другого. Никак иначе.

30.05.2016 ( http://trounin.ru/mishima56 )

Кутзее в очередной раз озадачил читателя абсурдической загадкой. Искать смысл в его произведениях необходимо, но нужно ли? Что читатель может увидеть в нелогичном поведении героев с последующими их оправданиями своих поступков? Или чем примечательно устранение засора в трубах с попутными размышлениями о роли экскрементов для человека, привыкшего питаться свининой? Или как охарактеризовать спонтанно возникающие привязанности к ранее незнакомым людям, без участия которых дальнейшее существование не мыслишь, ощущая себя виноватым в их личных бедах, случившихся задолго до знакомства?

В одном портовом городе случилось непоправимое — потерялся мальчик. Вернее, он нашёлся, а потерялись его родители. Добрый человек приютил ребёнка, чтобы потом передоверить его случайно встреченной женщине. Именно так начинается «Детство Иисуса». Что же далее предлагает читателю Кутзее? Не захватывающую историю поиска родных и не повествование о возникновении привязанности друг к другу троих людей. Отнюдь, суть рассказа Кутзее сводится к авторским размышлениям, позволяющим ему полнее раскрыть собственное понимание устройства реальности. Иногда заботы Кутзее действительно раскрывают замалчиваемые обществом моменты. Впрочем, замалчивают их прежде всего из-за нелицеприятности, предпочитая не затрагивать то, что должно само находить решение, поскольку внимание к мелочам приведёт к излишней стандартизации, вследствие чего некогда невзрачная проблема обретёт важный статус, породив свойственную людям истерию на пустом месте.

Должны ли воспитывать ребёнка чужие ему люди? Об этом Кутзее опосредованно строит диалог с читателем на протяжении всего повествования. Для него значение имеет многое, начиная от моральных качеств и заканчивая подлинным чувством привязанности. Если глубже вникнуть в содержание, то размышления Кутзее оказываются построенными ради рассуждений, ведь, говоря об отрицательных чертах людей, он их постоянно оправдывает. Новоявленная мать может не иметь собственных детей, встречаться с мужчинами и жить в своё удовольствие, а новоявленный отец плыть по течению, сетуя на болячки и думая о важности работы грузчика для благоденствия всех жителей на планете, имея при этом сомнительное мировоззрение, навязанное ему кем-то чрезмерно умным (допустим, Джоном Максвеллом Кутзее).

Думается, понимание жизни настолько сложное, что человек не имеет права на твёрдые убеждения. Кутзее не стесняется раскрывать личное представление о происходящих в мире процессах, опосредованно стараясь повлиять на читателя. Не он один уверен, будто его мнение единственно правильное, тогда как все остальные точки зрения — плоды с дерева заблуждений, выросшем на искажённых представлениях о должном быть. Многие писатели склонны строить повествование, уверенные в окончательной правдивости. В случае Кутзее ситуация усугубляется тем, что действующие лица без стеснения навязывают ребёнку свою философию, после чего тот замыкается и предпочитает вместо рассудительных ответных соображений демонстрировать неуравновешенное поведение.

Читатель может увидеть в «Детстве Иисуса» аллюзии на библейские сюжеты, проводя параллели, исходя уже из самого названия книги Кутзее. В мальчике легко разглядеть Иисуса, остальное подстроить под осознание этого. Не стоит данное предположение опровергать — при должном старании во всём легко найти сходство, главное проявить фантазию в должной мере. За Иисуса можно принять других героев произведения, имеющих на то аналогичное право. Не зря названный отец размышляет о смысле им делаемого, а названная мать стремится найти другим место среди себе подобных За пороком каждого кроется добродетель, что и доносит до читателя Кутзее, давая всем одинаковое право не слышать кривотолков за спиной.

И жили они счастливо, ибо не жили счастливо; и бед не знали, ибо беда их не покидала.

31.05.2016 ( http://trounin.ru/coetzee13 )

Национальные эпосы народов СССР, как и эпосы других народов, преимущественно имеют стихотворную форму. Учитывая узкую специфику литературного наследия и интерес сугубо конкретных кругов профессионалов, говорить о блестящей адаптации на русский язык не приходится. Издательство «Художественная литература» и ранее не радовало своей работой, выпуская большое количество переводов с целью повысить уровень понимания чуждых культур, поскольку если не они, то тогда вообще никто и никогда не даст возможность русскоязычному читателю ознакомиться с богатством культурного наследия многочисленных народностей. Понять получается только содержание, тогда как об остальном лучше ничего не говорить.