Константин Трунин - Архив сочинений — 2015

Амок для доктора стал ширмой. Его желания затуманили ему мозг. Он до самого конца не мог себе в этом признаться. И когда реальность стала ужаснее предположений, тогда было поздно виниться в прежних поступках. Доктором овладел тот самый Амок, о котором он говорил до этого. Осталось совершить единственное, чтобы Амок стал тем, чем он является в действительности — либо взять нож, либо упасть.

28.11.2015 ( http://trounin.ru/zweig22 )

Больная девушка, пансион, наивность главного героя, всепоглощающая влюблённость. Именно об этом писал классик немецкой литературы XX века Эрих Мария Ремарк. В очень схожей манере пишет и японец Харуки Мураками. Только его герои не надломлены утратами бессмысленной человеческой жестокости. Потерянное поколение возможно и без войны. Ремарк жалел о войне, а Мураками жалеет о мире. Люди теряют себя всегда — им для этого не надо искать причину. Иллюзии утрачены, впереди зрелость и осознание прожитых лет. Идеального общества никогда не будет — человек всегда будет себя есть. Мураками не пытается понять и переосмыслить, предлагая читателю присоединиться к тем метаниям души, которые доступны ему самому. И печаль ситуации заключается в том, что сочувствовать описываемым событиям невозможно.

Что делать? Как разнообразить пребывание в этом мире, чтобы не задохнуться от скуки? Дни тянутся бесконечно, а ты можешь безучастно созерцать происходящие события. Чаще они тебя не касаются. Ты тонешь в суете очередного дня. Друзья не выдерживают, исчезая: кто-то сводит счёты с жизнью, кто-то растворяется в безвестности. И вот ты стоишь на краю пропасти, думая раньше срока прекратить дышать: всё обрыдло. Осталось подстроиться под течение, безропотно принимая удары судьбы. Задохнуться или дать возможность облегчить муки другим? Повернуться к людям лицом или подставить спину? Охладеть или гореть ярко? Жизнь пройдёт — уйдут в прошлое и твое поступки. Какие бы меры не принимал, что-то изменить не в твоих силах. Надо помнить — ты нужен другим. Они не мыслят себя без тебя.

Появляется ощущение аморфности: онемение стягивается голову обручем, взгляд стекленеет, руки тебе не принадлежат, тело тяжелеет. Можно послушать совет знакомого, взбудоражив душу нетипичными для тебя поступками. Броситься в жерло страстей, не придавая им никакого значения. Где черпал Мураками вдохновение для подобных сюжетов? Почему главный герой любит одну единственную, изменяя ей едва ли не с каждой встречной, пока окончательно не запутывается в чувствах? Он чуть ли не покрывает всех действующих лиц противоположного пола, не делая между ними различий. В его силах покрыть и мужчин, благо Мураками не настолько был раскрепощён в начале творческого пути. Но подобное просматривается между строк. Аморфность довлеет всё сильнее. При нарастающей драматичности сюжета сохраняется отрешенность главного героя. Ему безразличен даже он сам. Его ублажают, а он смотрит сквозь партнёров, будто он и не рождался, являясь при этом призрачной сущностью.

В «Норвежском лесу» легко заблудиться. Мураками не предлагает проторенных дорог. Читателю нужно самостоятельно прокладывать путь. Одно событие порождает другое, пока главный герой пытается вспомнить что-то ещё из когда-то с ним произошедшего. Он ничего не переосмысливает, предлагая таким, каким оно некогда было. Рассказчик без меры откровенен. Мельчайшие детали крепко засели в его памяти, но преимущественно это касается интимных сцен: отчего приоритет отдавался рукам и рту, почему девушки жаловались на сухость слизистой там. Если на глазах главного героя не погибали люди от пуль на войне, то не его в этом вина. Он сталкивался только с самоубийствами друзей и старался жить так, как жили остальные люди. Дитя своего времени — не более того. Он тоже часть потерянного поколения, но того, что оказалось потерянным от бесцельности прожитых лет.

Каждому отпущено своё. И жить нужно с осознанием себя здесь и сейчас. Остальное не имеет значения.

29.11.2015 ( http://trounin.ru/murakami87 )

Алексей Эрберг лукавит с первых страниц. Читателю произведение «Лирсан» подаётся под видом пьесы, ей на самом деле не являясь. Это скорее сценарий для постановки в театре или для съёмок фильма, но никак не пьеса. Подобный формат весьма удобен, позволяя автору создать растянутую по страницам историю, не прибегая к приёмам художественной литературы. Сама история представляет из себя продукт для массового зрителя, не способного толком объяснить то, что ему показали: впечатления останутся, будут обсуждаться моральные аспекты и, почему бы нет, найдётся место для психологической травмы. Одним словом, в «Лирсан» сошлись в пылу борьбы доброе и вечное со злым и кратковременным. События происходят в наши дни, на дворе кризис, дружная семья вот-вот развалится на части.

Чем примечательны пьесы вообще? Это уникальная возможность для писателя донести до читателя проблемы общества. Делается это не мимоходом и не вбрасыванием коротких реплик. Нужно останавливаться на нуждах действующих лиц, сталкивая их интересы. В таких ситуациях и находится место для откровенности. В «Лирсан» такого нет. Не нашлось места и для крылатых выражений. Ожидание искромётности себя не оправдало. Эрберг создал две ситуации, на которых базируется всё происходящее: слияние двух компаний для усиления позиций на рынке и автокатастрофа, вследствие которой гибнет связующее звено семьи. Удивительно не то, как среди овец оказалась овца в волчьей шкуре, а то, как быстро меняются приоритеты у главы компании, только вот отстаивавшего духовные ценности семьи и бизнеса, и вдруг в одно мгновение забывшего обо всём на свете перед обстоятельствами, не имеющими действительной важности.

У книги есть начало. Но нет середины и нет окончания. Безусловно, Эрберг может говорить, что важным для него было показать развитие отношений между действующими лицами. Разница в возрасте между ними не чувствуется. Однако, читатель сразу понимает, в какую сторону будет вести повествование автор. Вполне разумно полюбить и добиться ответного чувства, когда твои руки больше не связаны. Всё из-за того, что Эрберг смотрит далеко вперёд, не желая оглядываться назад. А ведь именно сзади вся духовность, о которой говорится изначально. Главный герой ни разу не вспомнил о жизни до автокатастрофы, в которой потерял самого близкого человека, ранее не мысля себя без него. Что же предложил Эрберг? Он заставил его квасить с Русским и страдать от дислексии. Эрберг дал завязку, но полностью разрушил продолжение истории.

Не хватило автору слов. Театральности тоже не получилось. Реплики бросались в пустоту, не имея цели повлиять на продолжение. В памяти ничего из написанного не останется. Стоит обратить внимание на обложку книги — на ней обработанное изображение самого Эрберга, отворачивающегося от читателя, будто он боится взглянуть ему в глаза. Не стоит вешать нос, у него ещё всё впереди. Будут и достойные произведения, если автор продолжит работать над собой и усвоит критику современников. Как знать, может его назовут Островским XXI века. Но для этого нужно брать не иллюзорные ситуации предполагаемого мироустройства, а взглянуть на положение дел в стране с большим осмыслением. Тогда и увидят свет пьесы, где кинематографичность отойдёт на задний план, уступив сцену ощущению боли за падение нравов сегодняшнего дня.