Константин Трунин - Архив сочинений — 2015

Остаётся пожелать читать случайные книги. Очень часто они превосходно написаны и несут в себе больше, нежели труды добившихся известности писателей.

07.12.2015 ( http://trounin.ru/bykov12 )

Особое уважение должны заслуживать только те писатели, которые повествуют об окружающей их действительности. Они становятся летописцами своего времени, оставляя в памяти потомков реалии прошлого. Против их слов ничего не возразишь, так как именно они были очевидцами описываемых событий. Лучше, если писатели говорят о том, что касалось их непосредственно, тогда их работы становятся действительно бесценными. Прекрасным примером такого утверждения является творчество Льва Николаевича Толстого, оставившего не только собственное видение ситуации недалёкого прошлого, но и тех событий, в которых довелось ему поучаствовать.

Кроме репортажных газетных рассказов об отстаивании Севастополя перед лицом агрессии турецкого государства, у Толстого есть цикл произведений, посвящённых его службе в другой горячей точке — в Чечне, на Кавказе. Об этом он писал более плодотворно, практически с самых первых литературных опытов и вплоть до кончины. Рост таланта Толстого хорошо заметен. «Набег» (1853) и «Рубка леса» (1855) подобны «Севастопольским рассказам»: они написаны с разницей в несколько лет. Лев Николаевич пока ещё предпочитает говорить коротко, но уже заметно его стремление анализировать. Так читатель участвует не только в налётах на аулы, но и понимает, какие люди окружали писателя, поскольку тот не стесняется их классифицировать. У Толстого судьбы людей подобны спичкам, подвергшихся воздействию огня. Трудно установить всю картину боевых действий, для понимания доступны только отдельные эпизоды.

Одним из примечательных произведений Толстого является «Кавказский пленник» (1872). Некогда и сам Лев Николаевич мог попасть в плен, да избежал сей горькой участи. Не стоит спешить обвинять автора в выдуманности истории. Людей безусловно похищали ради выкупа в те времена, как это делают и в наши дни. Подобный эпизод мог произойти на самом деле, тем более, что в нём нет ничего особенного для событий военного времени. Единственное о чём можно судить, так это об изменении нравов. Сюжет «Кавказского пленника» давно стал классическим. По подобной схеме было написано множество произведений, где человек попадает в стесняющую его свободу ситуацию, претерпевает страдания и иногда даже спасается, когда ему помогает пленительная незнакомка. Толстого можно пожурить за излишнюю гуманность — в его произведениях представители русской армии постоянно благородные и великодушные, тогда как противники оказываются глупыми и наивными.

Опубликованная после смерти Толстого повесть «Хаджи-Мурат» (1904) — образец его позднего творчества. Льву Николаевичу так понравилось рассказывать истории от начала до конца, что он от этой модели изложения отходил крайне редко. Причём, повествование начинается с некоего эпизода, послужившего причиной для воспоминаний. После чего следует знакомство с главным героем. И только потом Толстой рассказывает предысторию. Надо понимать, Хаджи-Мурат был реальным историческим лицом, поэтому его история — это попытка Льва Николаевича посмотреть на Россию глазами врага. Да и то сказать, какой из Хаджи-Мурата враг? Читатель не сразу проникается сочувствием к горцу, но когда узнаёт его поближе, то понимает — у Кавказа и России должно существовать общее будущее. Бесспорно, Толстой снова излагает события, поделив воюющие стороны на хорошую и плохую. Снова благородные русские и коварные противники. Коварные настолько, что держат в страхе собственных союзников. Читатель сочувствует Хаджи-Мурату и верит Толстому.

Что касается рассказа «После бала» (1903), то он не относится к циклу военных заметок автора. Толстым взят случай из молодости, в котором может и есть примечательные моменты, но определить их трудно. Изложение на редкость сумбурное, толком сюжет не просматривается. Этот рассказ был издан уже после смерти писателя, как и «Хаджи-Мурат». Ему тоже чего-то не хватает. О завершённости говорить не приходится. Толстого оборвали на полуслове, либо он сам не захотел говорить более того, что им уже было сказано.

09.12.2015 ( http://trounin.ru/tolstoy53 )

Книгу написать можно разными способами. Необязательно для этого создавать яркие образы, играть с формой и думать об удобной подаче материала. Всегда можно пойти по пути наименьшего сопротивления, наполнив сюжет диалогами. Действующие лица беспрерывно ведут разговор, а читатель при этом является сторонним наблюдателем. Остаётся только понять суть происходящего, да как-то для себя усвоить, что же именно хотел донести автор. Не очень хорошо с первых строк произведения бросаться на амбразуру, не разъяснив толком к чему была данная книга написана. Впрочем, читатель привык к отсутствию обратной связи с писателем, поэтому каждый выносит свои собственные выводы из прочитанного.

Кому-то «Хищные вещи века» показались книгой о наркотиках, а кто-то особой проблематики не заметил. Братья Стругацкие любят иной раз преподнести сюжет таким образом, что понять происходящее могут лишь очень въедливые люди или те, кому Аркадий и Борис заглянули в душу и помогли раскрыть метания тревожных чувств. Конечно, накладывает свой отпечаток и то время, в которое Стругацкие творили. Тогда нужно было обладать талантом Эзопа, чтобы суметь поведать о проблемах в обществе, а цензоры при этом ничего не смогли бы понять Некогда подобным даром владел баснописец Крылов, едко раскрывая психологические аспекты человеческого естества. Однако, проблемы общества также отлично раскрывали представители соцреализма, вполне открыто рассказывая о насущном, придавая происходящему возвышенное воодушевление от возможности справиться с любой неблагоприятной ситуацией. Стругацкие предпочли перенести сюжет произведений в относительно недалёкое будущее, где всё описываемое ими также будет, даже при достижении долгожданного коммунизма.

Когда писателю хочется о чём-то сильно рассказать, то он легко теряет над собой контроль. Вместо ровного рассказа читатель сталкивается с рваным повествованием. Действующие лица готовы болтать с каждым встречным, будто от этого читатель лучше поймёт происходящее. Вполне может быть и так. Только случаи на таможне, заметки о суровом климате планеты и последующее знакомство с особенностями местного общества — всё это далеко от понимания обывателя. Всегда тяжело входить в новые условия, особенно при условии, что они кем-то воспринимаются за извечно существующие. Нет необходимости лететь на другую планету, чтобы понять данную истину. И когда основное действующее лицо начинает входить в положение исходя из собственного кодекса восприятия действительности, то никто не желает хотя бы в малой степени понять его убеждения.