Константин Трунин - Архив сочинений — 2015

Другой важный аспект заключается в нелюдимости избранного, вынужденного скрывать свои способности, прибегая к уловкам и сторонясь людей. Логинов приводит сказание о древнем легендарном избранном, что не чурался вести беседы с самим многоруким богом, вынуждая того идти на уступки, но и вместе со сказанием о великих, в мире присутствуют и продолжения эпосов, дающих понимание о печальном конце каждого избранного. Никто из них не умер в счастливой старости, а чаще они просто околевали в забытом богом месте, не имеющие возможности извлечь выгоду из своего положения. В самом деле, люди вечно благодарны за новую землю, но они же и не чувствуют себя обязанными чем-то отплатить, стараясь использовать любую возможность для своей выгоды. Многие правители желали контролировать избранных, направляя их деятельность на рост своих владений, используя их способности для совершения улучшения в сфере собственных интересов, но никогда не сожалея об отсутствии антиизбранного, в чьих возможностях проявлялось бы умение топить сушу. К сожалению, Логинов не стал создавать морской народ, наполняя книгу борьбой за жизненное пространство, а наполнил содержание только чувством осознания безысходности самого человека, чья деятельность направлена лишь на разрушение мира в угоду сиюминутных выгод.

Во всём прекрасном есть горькое осознание происходящего. «Многорукий бог далайна» обладает ровно той степенью затянутости, что наполняет книгу не только полезными для мозговой деятельности моментами, но и посторонними элементами, имеющими особенность быть важными. Безусловно, автор обязан показать взросление главного героя, его первые шаги в мире и обиду на этот самый мир до безудержной злости желания показать всем место зимовки раков. Человек обязан жить исходя из того положения, которое ему дано с рождения. Поэтому совершенно очевидно, что в представлении людей постоянно есть герой из низов, способный перевернуть мир верх ногами, неся своими поступками лишь полезное для них дело, ущемляя права властьимущих и богатых: таково типичное представление о герое, создаваемом народной молвой. Есть, конечно, примеры несущих свет во тьме представителей элиты на разных уровнях, но такие создаются в угоду действующему режиму.

Логинов предложил читателю понимание мира от человека, наделённого даром к терратрансформации, познавшего ценность своих усилий. Осталось это понять читателям, чтобы навсегда уяснить тщетность сущего — это не призыв к саморазрушению и унижающим достоинство действиям: лишь ещё одно напоминание об апокалипсисе, который просто обязан случиться. Брахма должен проснуться… и с этим ничего не поделаешь.

—

* в книге исчисление ведётся только дюжинами, а это напрямую говорит о шести пальцах на каждой руке и, логично предположить, на каждой ноге: лишь человека Логинов представлял в виде человека, не давая конкретных описаний, оставив только его, полностью придумав всё остальное.

06.02.2015 ( http://trounin.ru/loginov94 )

Красивая ладно построенная речь с богатым наполнением, влекущая читателя в глубину повествования, имеющая поражающий воображение сюжет, заставляющий читателя не выпускать книгу из рук, имеющего целью поскорее дочитать и придти в неописуемый восторг — это всё не про творчество Вирджинии Вулф, взявшей на себя обязательство поразить мир своей неординарностью, выраженной в нестандартном подходе к написанию книг, вызывая чувство недоумения и подливая масла в огонь тем, кто имеет смелость признать мастерство писательницы, чинно строя монолог о прекрасном слоге и удивительной притягательности автора, выражающего мысли потоком сознания, революционно ворвавшегося в головы писателей начала XX века, перебродив из бесконечно прекрасного романтического взгляда на мир в нечто вроде браги, позволяя работать над составлением слов в единое предложение под видом изменённого восприятия реальности, напрочь опровергая устои всего, начиная от моральных ценностей и заканчивая чувством вкуса: кому-то такой подход может показаться новаторским, а кто-то просто не терпит простоты, но всем им нужно гораздо больше, нежели чья-то история, выраженная набором хорошо подогнанных друг к другу предложений, абзацев и глав — требуется нечто вызывающее трепет непонимания, дающее толчок к бесконечным формам возможной эволюции передачи информации, что в конечно счёте может восприниматься не только революционным подходом, означающим благо, но и беспросветным туннелем, ведущим в тупик, что останется в истории литературы жалкой попыткой на чьё-то собственное желание изменить понимание хорошего в иную сторону; всё в итоге упирается в игру словами, но никак не в ту литературу, что как-то отражает реальность, подменяя собой галлюцинации, магическое восприятие и мракобесие, создавая альтернативу окружающей среде с претензией на возможность стать определяющим трендом развития вперёд, поднимая Волну за Волной, где окончательного результата быть не может, поскольку авторы подобные Вирджинии Вулф — это экспериментаторы от литературы, достойные изучения, чтобы хотя бы понять возможности подбора букв в строго заданной последовательности, изредка использующих для выражения мыслей также знаки препинания.

Долго думая, находясь наедине с собой, собираясь с мыслями по несколько лет кряду, извлекая в глубинах подсознания всплывающие слова, занося их на бумагу, окончательно формируешь свой собственный стиль, неподвластный времени и остающийся на память читателям, заходящих в бурный поток авторских мыслей по своей собственной воле, чтобы ощутить истину древности о реке и её постоянном движении, выраженном в самообновлении. Только вода всегда остаётся водой, лишь примеси могут изменить положение, а то и довести дело до катастрофы. Вирджиния Вулф пользуется своими умениями, становясь новатором, постоянно изобретая что-то новое, не имея желания развиваться другими способами: для неё наиболее простым выходом была именно игра со словами, но никак не желание выстраивать полноценные истории, в которых читатель будет плавать как рыба, но при всём таланте писательницы читатель тонет в водоёме, не имея жабр и плавательного пузыря, адаптированного для рыб ещё и с такой удивительной способностью, как дар слышать окружающую среду. Берёт ли читатель в руки «Волны» или же предпочитает остановиться на «Флаше» — везде его поджидает построение предложений, в которые надо нырять с дополнительным грузом знаний, либо без знаний вообще: только в таком случае можно будет находить для себя цельное зерно, остальные же только мнут бумагу, не имея ни сил, ни желания добраться до сути сказанного, не находя этой сути вообще.