Юлия Кузнецова - Как я пишу. На творческой кухне автора детских книг

У меня больше десяти изданных книг для детей и подростков. А в столе – четыре рукописи, которым сама не дам ходу. Дело не в том, что раз их не взяли в одно издательство, то возьмут в другое (как утешают меня друзья). Дело в том, что значимый для меня человек про одну рукопись сказал: «Тут очень поверхностно. Нужно копать глубже». А про другие спросил: «О чём эта книга?» И я не смогла ответить.

Возможно, когда-нибудь я вернусь к ним. Докопаю то, что пока поверхностно. Найду и обозначу идеи остальных рукописей. Но мне всегда проще написать новое: трудно заново разжечь в себе тот огонь, которым горел пару лет назад. Иногда я вспоминаю о рукописях в столе и… радуюсь, что они не стали книгами.Они лежат в столе, и у них есть очень важная роль: эти рукописи сдерживают рост моего писательского эго, напоминая своим существованием, что всё в мире относительно, даже свеженаписанная повесть «почти-букер, а то и нобель».

Иногда, чтобы достичь чистоты текста, прибегают к помощи друзей-писателей. Это хорошо – получить отзыв о тексте сведущего человека, который знает, как сформулировать ответ, чтобы не задеть и не обидеть, но при этом указать на недостатки. Кроме того, писатели чутки к слову, поэтому довольно успешно обнаруживают все стилистические погрешности и ошибки словоупотребления (именно на семинаре я наконец уяснила разницу между «надеть» и «одеть», а также словами «ванна» и «ванная»). Этим способом взаимопроверки пользуются на семинарах для молодых писателей, пишущих для детей. Выглядит это так: за пару месяцев до семинара тексты рассылаются всем участникам, писатели вычитывают друг друга, помогают найти ошибки, указывают на недостатки или хвалят (это редко, да и мало кому помогает, честно говоря). Способ замечательный, но у него есть один минус.

Каждый писатель видит проблему по-своему, и ему довольно трудно усмирить это своё понимание проблемы.Например, один человек пишет повесть о предательстве. В ней он рассказывает, как это предательство прощено и забыто. «Нет, нет, – заволнуется другой писатель, – такого не бывает! Предательство нельзя прощать! Оно должно быть наказано!» У каждого свой жизненный опыт. Найдётся немного писателей (кроме преподавателей семинара, безупречно владеющих этим искусством), способных усмирить опыт своей жизни, вчитываясь в передачу чужого. Это трудно. Однако такие друзья-писатели всё же встречаются, и их отзыв, наравне с мнением хорошего редактора, – на вес золота.

И напоследок расскажу, как впервые встретила хорошего редактора. Мне было девятнадцать, я только недавно начала активно пользоваться интернетом и натолкнулась на сайт «Проза.ру». Преодолев стеснение, я отправила на этот сайт несколько рассказов, и один из них – про мальчика Ваню, который пережил расставание с мамой, – вдруг был встречен большим количеством доброжелательных рецензий. Лишь в одной рецензии была не только похвала, но и вежливый вопрос (цитирую по памяти): «А вы не очень обидитесь, если я подскажу, где убрать некоторые ляпы? Текст замечательный, но эти ляпы – как крошки в кровати.Колются и мешают спать».

Я испереживалась, конечно. Но довольно быстро пришла к благодарности и исправила всё, на что мне указали.

С тех пор я мысленно так и называю ляпы – «крошки в кровати». Они плохи тем, что «выкидывают» из текста. Один раз читатель простит (особенно любимому автору). Второй раз – тоже. Третий – возможно. Но если в тексте больше трёх ляпов, начинает подкатывать возмущение, и в отзывах звучат слова: «плохая редактура», «невычитанный текст».

Хороший редактор помогает вам избавиться от этих крошек, и тогда читатель может спокойно грезить, покачиваясь на волнах вашей фантазии.

Вторая уловка помогает обезвредить редактора в голове писателя. Последнему редактор иногда видится злобным чудищем из детского кошмара, который кромсает всё вокруг острыми зубами, не разбираясь, что к чему. Так вот, надеваем на редактора халат. Например, халат врача. Если у вас заболеет родственник, вы поведёте его к врачу? Есть, конечно, люди, которые занимаются самолечением. Я и сама люблю пить кофе, чтобы прошла головная боль. Но если у родственника температура под сорок и сыпь по всему тексту… то есть, простите, телу, придётся обраться к врачу.

Выбирайте сами, в кого превратить редактора в вашей голове. Может, в уборщика ОЧЕНЬ замусоренного помещения? Или в пожарного, который тушит огонь в горящем доме? Может, ваш редактор – археолог, а текст – пустыня, где таится сокровище, но, чтобы увидеть его, нужно сдуть пыль?

Однако даже с хорошим редактором бывает сложно работать. И дело уже не в нём, а в нашем писательском эго. Всё, что скажут про наш текст, кроме разве «это гениально» или «да тебе надо „Букера“ не глядя», кажется нам кощунственным. Что это значит: «В целом неплохо, но…»?! Какое ещё «но»?! Никаких «но»! Гениально, и точка!

Вся эта гамма чувств ощущается любым писателем в первые секунды (а может, и дни) после получения редакторской правки.

Не знаю, почему мы начинаем так сильно нервничать, когда дело доходит до правки.

Возможно, столь болезненное восприятие объясняется двумя причинами. Во-первых, писатели чувствуют текст как своё собственное продолжение. Это похоже на то, как мы переживали из-за любого замечания по поводу нашей внешности в подростковом возрасте. Что там замечания, каждый взгляд со стороны резал ножом по сердцу, и казалось, все на тебя таращатся и посмеиваются. Во-вторых, писатель всё в принципе воспринимает болезненно. Весь мир. Всё отзывается гулом, всё имеет значение, всё увеличивается в голове до невиданных размеров и объёмов.Такое вот писательское свойство, и с ним можно только смириться.

Бесполезно убеждать себя, что редактор не таращится, не посмеивается, а хочет помочь. Чувства без толку глушить, они всё равно рано или поздно проявятся. Но с годами я выработала для себя несколько очень простых правил, которые магическим образом помогают мне всякий раз мало того что примириться с правкой текста, так ещё и искренне поблагодарить за неё редактора. Попробуйте – может, они и у вас сработают.

Шаг первый.Получив письмо с правкой по электронной почте, я никогда не открываю текст в первую же секунду (если нет дедлайна). Я даю себе время привыкнуть к самому факту, что мой текст уже исправили. Часто не открываю не только текст, но и само письмо (чтобы оно оставалось непрочитанным, и я о нём не забыла). Читаю другие письма, отвечаю на них, а этопериодически сверлю взглядом и проматываю вниз в течение дня. Я привыкаю к факту существования этого письма, как свекровь привыкает к факту существования невестки.