Майкл Роуч - Алмазный огранщик

Отсюда мы должны перейти к буддийской идее отпечатков в уме — истинному значению слова «карма». Но поскольку вокруг этого понятия развелось столько неправильных толкований, давайте в нашем разговоре придерживаться термина «ментальные следы, оттиски или отпечатки».

Представьте, что ваш ум — это видеокамера. Ваши глаза, уши и всё остальное — это линзы, через которые вы смотрите наружу. Почти все рукоятки и кнопки, определяющие качество записи, привязаны к намерению, то есть к тому, чего вы желаете и почему. Как же происходит запись? Как оттиски успеха или провала коммерческих предприятий запечатлеваются в нашем уме?

Давайте поговорим об идее ментальных отпечатков в целом. Представьте, что ум — это кусок очень чувствительного пластилина. Всякий раз, когда он входит в соприкосновение с чем-нибудь в прямом или переносном смысле, эта вещь оставляет на нём свой отпечаток. Но у этого пластилина есть и другие удивительные качества.

Прежде всего он полностью чист и нематериален, совсем не то что наши тела и всё, что создано из плоти и крови.

Буддизм не принимает идею о том, что мозг и есть ум, хотя частично ум может, в некотором смысле, пребывать вблизи и вокруг мозга. Но ум простирается и до кончиков пальцев руки: вы чувствуете, когда кто-то к ним прикасается, и это именно ваш ум чувствует прикосновение. Более того, если я спрошу вас, что вкусненького найдётся в вашем домашнем холодильнике, ваш ум обратит туда свой взор — ваша память извлечёт из себя представление о тех продуктах, которые, возможно, уцелели там после завтрака. Таким образом, ваше сознание через посредство рассудка и памяти, можно сказать, совершает путешествие далеко за физические границы вашего внутреннего мира, вашего физического тела, уйдя совершенно в другое место. А если я предложу вам вообразить далёкие звёзды и другие галактики, где тогда окажется ваш ум?

Ум-пластилин обладает ещё одним интересным качеством.

Представьте, будто он тянется, вроде длинной макаронины, вдоль всей вашей жизни от её первого момента до последнего (а может быть, и дальше в обе стороны, но мы сейчас не будем в это углубляться).

Другими словами, он простирается во времени. Следы, отпечатанные на таком уме в первом классе — азбука, например, — остаются в нём, что позволяет вам читать слова и во втором классе, и сейчас.

На Западе мы не очень привыкли говорить о процессе обучения как о «целевом насаждении ментальных отпечатков», но если поразмыслить, мы посылаем своих детей в школу именно за этим. Мы ожидаем, что учитель в первом классе сумеет посеять «разумное, доброе, вечное» в виде ментальных отпечатков в уме нашего балбеса, и надеемся, что эти всходы останутся там, когда он поступит в медицинскую школу, и нам в старости не придётся рассчитывать на одну только пенсию. Мы полностью признаём идею ментальных отпечатков, хотя совсем не задумываемся над тем, как всё это функционирует, — почему, например, наш мозг не увеличивается в размерах, когда мы становимся старше, ведь ему приходится вмещать в себя весь этот накопленный с годами хлам.

Давайте поговорим о тех видах отпечатков, которые заставляют нас считать на самом деле «чистые» или «нейтральные» (или «пустые») вещи хорошими или плохими. Я надеюсь, что вы уже достаточно прочли в этой книге о природе «пустоты», чтобы осознать, что она не имеет ничего общего с «отсутствием смысла», или «чёрными дырами», или попытками представить себе «ничто», или другими подобными заблуждениями.

«Пустота» означает только то, что хорошие и плохие вещи, которые с нами происходят, не содержат сами по себе качества быть плохими или хорошими.

Эти следы «хороших» или «плохих» переживаний укореняются тремя различными путями: когда мы делаем что-то, говорим что-то или даже когда мы думаем о чём-то. Наш встроенный видик — наш ум — включён всё время: один из умственных уровней постоянно пишет на кассету всё, что мы ощущаем через линзы глаз, ушей и т.д., включая сами мысли.

Когда вы видите, как выручаете своего сотрудника, переживающего трудные времена, в вашем уме появляется хороший отпечаток. Когда вы видите, как пытаетесь совсем чуть-чуть обмануть своего покупателя или поставщика, в уме возникает плохой отпечаток.

От положения рукоятки регуляции намерения на камере более всего зависит, насколько сильным, или глубоким, станет отпечаток. Если вы помогаете сотруднику не потому, что так уж заботитесь о нём, а в основном из-за того, что его проблемы отражаются на производстве и ваших доходах, то положительный отпечаточек в вашем уме будет почти незаметным. Если вы выручаете его, потому что понимаете, что эта проблема действительно делает его несчастным, то хороший отпечаток выйдет намного сильнее. А если вы помогаете ему, потому что осознаёте, что черта между «я» и «ты» проведена искусственно, что рана одного из нас причиняет боль всем, — короче, если видите себя сражающимся с нашим общим врагом, человеческим несчастьем, — тогда отпечаток будет самым мощным из всех возможных.

Есть и другие настройки, которые стоит учитывать. Во-первых, это эмоции. Если вы решили надуть своего покупателя, ещё и сильно разозлившись на него, то чувство гнева сделает отрицательный отпечаток в вашем уме настолько же сильнее.

Далее следует то, что мы называем «правильное опознавание». Если вы надули покупателя по ошибке, например неправильно прочитав цену на экране компьютера, то соответствующий отрицательный след будет намного слабее, чем если вы ясно понимали бы, что называете неверную цену.

Условия, или обстоятельства, которые окружают субъект, по отношению к которому вы совершаете действие, также играют важную роль в определении того, насколько сильным будет отпечаток.

После двух-трёх лет работы в бизнесе по купле-продаже больших пакетов с полированными алмазами я решил, что смогу оценивать алмазы лучше, если буду понимать, как их гранят. И вот я стал стучаться в двери маленьких запрятанных гранильных мастерских — это вам не алмазные лоточники с 47-й улицы, — пытаясь найти того, кто мог бы меня научить.

Я разыскал одного из самых известных огранщиков; насколько помню, он в то время работал над одним из самых больших ограненных алмазов в мире, «фантазийным» камнем канареечного цвета весом свыше 400 карат, который был куплен ювелирной сетью Zales. Он сказал, что иногда я могу приходить к нему и смотреть, но это были только слова.

(Кстати, «фантазийными» называются алмазы природной окраски — ярко-желтые, бурые или синие, как, например, Алмаз Хоупа.) Я наткнулся на нескольких южноафриканских огранщиков и провёл с ними несколько дней, но у них было слишком шумно. Проблема была ещё и в том, что мне нужно было найти того, кто мог учить меня довольно-таки поздно, почти по ночам, потому что мы по-прежнему продолжали вкалывать на износ, занимаясь налаживанием бизнеса в «Андин». Так я столкнулся с Сэмом Шмулевым.