Денис Шевчук - Экономическая журналистика

Как, следовательно, должен рассуждать юрист (судья, адвокат)? Каков должен быть его «алгоритм»?

Это зависит от того, как сформулировано обвинение и имеем ли мы дело с гражданским или уголовным делом. Наиболее часто речь идет об унижении чести и достоинства. Допустим, Х. высказал какое-то суждение об У., и У. возбуждает против Х. иск об унижении чести и достоинства. Вопрос первый: имело ли место само событие? Если не имело, то знал ли об этом Х.? Если не знал, то имело место добросовестное заблуждение. Если знал, то это означает, что Х. распространял заведомо ложные сведения. Вопрос второй, возникающий, если событие имело место: является ли суждение Х. суждением оценочным или неоценочным? Если оно неоценочно, т. е. претендует на то, чтобы быть достоверным фактом, то является ли оно истинным или ложным? В первом случае (суждение истинно) проблема сводится к тому, в какой форме оно выражено, – см. ниже. Во втором случае (суждение ложно) опять-таки существенно, знал ли об этом Х.: если да, то он распространял заведомо ложные сведения. Вопрос третий, если суждение оценочно: содержит ли оно порочащие У. сведения? Вопрос четвертый: имела ли место умышленность в распространении таких сведений? Вопрос пятый: выражено ли суждение в неприличной форме?

И все-таки: существует ли факт в действительности или это только суждение о действительности?

Факт – это, как мы видели, истинное суждение о том или ином событии. Таких истинных суждений может быть несколько, они образуют своего рода пучок признаков события. Событие Х одновременно имеет и признак А, и признак В, и признак С… Но очень существенно, чтобы все эти признаки в совокупности полностью описывали данное событие. Что это значит? Они, эти признаки, должны характеризовать и участников события, и характер действия, и обстоятельства, при которых происходило событие, в частности его временные и пространственные границы. Образно говоря, они должны образовывать завершенный «сюжет». Если же чего-то в характеристике события не хватает, то это может привести к неправильной юридической квалификации этого события или суждений о нем. Например, вся логика приговора по делу газеты «Мать» рушится, если учесть, что инкриминируемый номер газеты является первоапрельским.

Совокупность истинных суждений о событии, образующих завершенный «сюжет» этого события, может быть названа реальным фактом в отличие от отдельно взятого истинного суждения об этом событии – вербального факта.

Случайно или нет, что судебному преследованию чаще подвергаются газеты, чем электронные СМИ?

Мы полагаем, что не случайно. См. главу 3. Но кроме того, телевидение как бы задает в зрительном образе, который воспринимается как «объективный» и «самодостаточный» (хотя на самом деле таковым не является), значительную часть «сюжета» данного события и лишь вербально комментирует этот образ. Автор же газетного материала вынужден составлять «сюжет» из отдельных вербальных суждений о событии, что дает больше поводов для инкриминирования ему различных правонарушений.

Значит, для правильной квалификации суждений о том или ином событии важно учитывать целостную структуру этого события (реального факта, ситуации)?

Да, и такую структуру изучает особая научная дисциплина – теория речевых актов,или речевая прагматика. В ней, в частности, выделяются следующие важные понятия.

Пресуппозиция речевого акта– это характеристика отношения говорящего к ситуации общения. Например, это может быть знание о ситуации, в самом речевом акте прямо не выраженное, а лишь подразумеваемое.

Мотивировка речевого акта– это один из видов пресуппозиции, а именно то, что описывает цель высказывания, для чего оно, чего хочет говорящий.

Ориентированность речевого актапредполагает важное различие адресата этого речевого акта и аудитории. Адресат – всегда конкретное лицо. Но возможны «публичные» речевые акты, с самого начала адресованные группе людей (например, аудитории СМИ). Кроме того, адресат может быть конкретным и в то же время неопределенным (таков адресат высказывания «У нас не курят»). Возможно расхождение формального и реального адресата (например, шутки обычно адресованы не формальному собеседнику, а третьему лицу или аудитории, присутствующим при общении).

Совпадает ли образ ситуации у говорящего и адресата речевого акта? Иными словами, однозначны ли содержание и направленность речевого акта для разных людей, в нем участвующих?

Может и не совпадать. Тому есть разные причины. Например, неточное владение лексикой и фразеологией: нельзя «показать кузькину мать в производстве сельскохозяйственной продукции» (Н. С. Хрущев). Или различия в понимании слова (выражения) разными социальными группами, политическими партиями и пр.: «черная сотня» – для социал-демократов ругательный термин, исторически нейтральное обозначение мещанства, а в 1906 г. – самоназвание монархических боевых дружин. Или незапланированные говорящим (пишущим) дополнительные истолкования сказанного или написанного: например, П. Н. Милюков в 1907 г. написал в одной из статей: «Мы сами себе враги, если… захотим непременно, по выражению известной немецкой сказки, тащить осла на собственной спине». Социал-демократы приняли этого «осла» на свой счет со всеми свойственными ему ассоциациями, и Милюкову пришлось печатно разъяснять, что он имел в виду. И так далее (см. главу 3).

Какую роль играет в истолковании речевого акта индивидуальный или коллективный опыт?

Мы бы сказали – гигантскую. Вообще речевой акт нельзя понять и истолковать, не опираясь на общее для участников этого акта предварительное знание – то, что иногда называется «фоновыми знаниями». Если эти фоновые знания, этот опыт у говорящего и адресата речи, говорящего и внешнего «наблюдателя» и т. п. расходятся, то и интерпретация речевого акта будет разной.

А могут быть недоразумения, связанные с неправильным использованием опыта при интерпретации конкретной ситуации?

И даже более того – с сознательно неправильным его использованием. Известный лингвист и семиотик Т. А. ван Дейк (его работы переведены и на русский язык) как-то проанализировал, какими способами в прессе создаются этнические предубеждения. Вот некоторые из них: сверхобобщение, когда свойства отдельных лиц и событий принимаются за свойства всех членов этнической группы (например, всех чеченцев, всех евреев) или всех этнически значимых (этнически маркированных) ситуаций. Или приведение примера, т. е. перенос общих свойств, приписанных группе или ее «типичным» представителям, на частный случай – человека или событие. Или расширение – когда негативное отношение к какой-либо отдельной черте или признаку распространяется на все другие признаки и на их носителей. Или, наконец, атрибуция, когда читателю навязывается нужное причинно-следственное отношение – например, с самого начала ищется «чеченский след», хотя нет никаких прямых оснований для этого.