Николай Фохт - Похмельная книга

Поразительная история — такой книги в России не было. Нет, конечно, были всякие рецепты, анекдоты про пьянства, правила этикета, рассуждения о том, что такое правильное питие, а что — неправильное, злостное. Никто не написал слов, которые бы ободрили пьющего, пившего, собирающегося выпить человека в эту, безусловно, трудную минуту его жизни. Один умный приятель парафразировал: не пить в России — больше, чем не пить. Представляете, что значит пить в России — насколько это больше! Но в местности, где алкогольное опьянение — философия, переходящая временами в самую ортодоксальную религию, к пьющим относятся с подозрением. Меня всегда восхищала манера отечественного гражданина пенять на собрата. «Ну, ты вчера дал! Ну, нажрался! Пить тебе совсем нельзя» — такую вот тираду любезный друг изложит утром своему собутыльнику. А вечером проповедник начнет застолье с двухсот водки, потом хряснет поллитра портвешку, потом достанет заныканную бутылку пива и выпьет в туалете, потом побежит за сангрией и сам по дороге прикончит всю бутылку — забудет, куда ему надо было идти, заснет на лавочке в лесопарковой зоне и опоздает утром на важные переговоры, чтобы услышать выговор за поведение накануне — от вчерашнего униженного напарника. За что ругать пьяниц — не за что. С ним, с нами нужно поговорить нормально, не повышая тона, — глядишь и рассосется похмельный синдром, а человек в знак благодарности пропустит грядущее застолье и проведет вечер в кругу семьи, за чтением литературы по проращиванию помидорной рассады на подоконнике.

Чем меньше обращать внимание на пьянство, тем выгоднее оно будет выделяться на сером и пошлом фоне обыденной жизни.

Воспеть уставшего в трудах по расширению сознания старым дедовским способом — вот достойная цель. Смягчить последствия, примирить со сложившейся на утро обстановкой — цель этой книжки. Чтобы достичь требуемого оптимистического эффекта, необходимо:

— прочитать первую часть — «Гуляка»,

— прочитать вторую часть — «Пожиратель салатов».

Теперь можно считать, что вы опытный читатель Похмельной книги (назовем ее сокращенно ПК), и приступать к сложному способу употребления ПК. Еще раз читаем первую главу «Гуляки». Сразу перечитываем первую главу «Пожирателя салатов». Принцип простой: под определенный напиток — соответствующая закуска. Например, двенадцатая глава «Гуляки» легко сочетается с четвертой «Пожирателя салатов». Таких комбинаций бесчисленное множество. Главная задача — добиться того, чтобы Похмельная книга стала настольным чтением в каждой и без того крепкой семье. Вот и все слова напутствия. Ничего не бойтесь, ни о чем не думайте — с головой пускайтесь в чтение. Это поможет в любую трудную минуту.

Рис. 1

«А не начать ли нам с малаги?» — Мужчины обсуждают карту вин в ресторане «Комета».

Настроение: решительное. — Время действия: всегда. — Место: Москва и Россия. — П о лезные сведения: За что нас любят, откуда есть пошла земля русская, в чем наши пробл е мы, кто и почему придумал водку, кто такой Менделеев, зачем в водке должно быть 40 градусов, как самому приготовить настоящую русскую водку.

Тревога заставила взяться за перо. Утро начинается с переживаний, ночь обрывается кошмаром: тахикардия, хруст в суставах, насморк на нервной почве. Большая забота застила все разумные горизонты: как же так! Всю жизнь только на этом держались, живого человека в космос запустили, сколько войн выиграли, до последнего дня лечили совершенно бесплатно — и что же? Забыли…

Запамятовали, что уж не знаю там откуда есть пошла земля русская, а шла она всю дорогу только за счет полнейшей своей одухотворенности, всеобъемлющего интереса к вечному. Гуляла всю жизнь Расея. Лес шумел, моря пеной вскипали, дрожали худосочные соседи — знали, что таких гулючих не уловишь, не поборешь их как следует, не убедишь в правоте. За редким исключением совались — да, затягивала их наша гульба по самую макушку, только косточку выплевывала. Горя не знали, горе хлебали, горем закусывали — и ничего, наутро как рукой снимало, еще и продолжения хотелось. А теперь? Откуда эта апатия, откуда вялость и непонятный рационализм? Где веселая песня, где утренний пересказ событий, от которого у слушателей дух захватывает и возникает желание повторить хотя бы десятую часть? Вот горюют некоторые, что уезжают, мол, девчонки за рубежи. А и правильно, чего же им не уезжать, если становимся мы похожи на всех остальных, только похуже, попомятее да «поскушнее» в новом этом своем трезвом качестве. Ведь за что любила тебя голубоглазая брюнетка, едва ступив за порог незабываемой «Метелицы», — за то, что собрал ты уже всех посетителей в одну кучу и почти уже уговорил переселиться в село Доброе за двести пятьдесят километров от Москвы, чтобы вести совместное хозяйство, пасти коров, слушать всей гурьбой петухов, растить детей в чистой экологической обстановке. И уговорил бы, если бы не вошла кареглазая длинноногая блондинка и не увела бы тебя на карнизы мироздания, по которым разгуливал ты, невзирая на высоту: по лезвию бритвы, по соболиной бровке, по родному краю! Любили за разгульность, небрежение завтрашним днем, за веселость и меткое слово.

Рис. 2

Популярный ученый Дм. Менделеев накануне великого открытия.

А пришло на смену другое поколеньице, и скурвилась действительность, померк восток, сгустился видавший виды запад. Безо всяких указов беспечность и веселость стали порицаемы. Едва затянешь в вагоне метро песню, как вместо прежних улыбок получаешь одергивающие гримасы и мгновенную остановку состава. Жить стало трудно. Вот и потянулось перо, прикрученное на всякий случай к руке еще во время оно, к бумаге с целью крика: ау! Где вы, гусары и поручики, Афанасии Никитины московских переулков, летописцы своих ярких судеб? Давайте _ вместе, давайте разом, чтобы не рассеиваться и не отчаиваться, соберемся заочно и помянем хотя бы. Хотя бы докажем, что не зря, что и у нас было, что заявить на любой, самой внезапной таможне. Враки, что жизнь замерла, просочилась в предательски просверленные отверстия. Законы надо знать — ничто никуда не исчезает, потому что ниоткуда просто так не берется. Иногда достаточно знать, что гдето есть еще жизнь, бьет потускневший ключ, мчится в ночь такси, готовится очередное необъявленное вторжение. А там, глядишь, туман рассеется, выйдут в чистое поле табуны и заржут в один голос оду к проспавшейся за ночь родимой стороне.