Игорь Муромов - 100 великих авантюристов

Мануйлов подарил Булатовой дом с башенкой, где-то за Муринским ручьем, но гордая Булатова сожгла его и демонстративно переехала в дом, снятый для нее давним другом Мануйлова.

Мануйлов «работал» по два часа в день, перед обедом, с 13 до 15 часов; принимал посетителей, готовил бумаги. Остальное время отдыхал или развлекался. Принимая у просителя деньги или чек, он всегда говорил: «Надеюсь, не последние».

Возможности Ивана Федоровича расширились, и он вовсю использовал их. Совместно с Распутиным ему удалось освободить попавшего в трудное положение банкира Рубинштейна (за гонорар в сто с лишним тысяч) от судебного разбирательства.

Но в конце августа 1916 года Мануйлова совершенно неожиданно арестовали. Дело из охранки сразу же было передано судебно-следственным властям. Мануйлов, правда, по болезни, скоро был освобожден, но и болезнь не мешала ему «блистать столь же очаровательно», как и раньше, и предупреждать, что лица, осмелившиеся поднять на него руку, тотчас же полетят со своих постов.

И действительно, 15 сентября лишился места генерал Климович, затем столь же неожиданно последовал за ним и министр внутренних дел Хвостов. Споткнулся, наконец, на деле Мануйлова и преемник Хвостова по ведомству юстиции Макаров…

Дело все же было рассмотрено санкт-петербургским окружным судом.

Для того чтобы Манасевичу-Мануйлову не удалось уйти от наказания, обвинительный акт начинался незначительным, но бесспорным мошенничеством его, извлеченным из архивов следствия — эпизодом с сыном судебного пристава П. Ф. Плоткиным, в котором, помимо Мануйлова, участвовал его «секретарь» М. Д. Райхер.

Райхер и Мануйлов уверили Плоткина в том, что Мануйлов занимает должность начальника столичного охранного отделения и может предоставить Плоткину службу в охране. Под этим предлогом они получили от Плоткина 500 рублей, но должности ему не предоставили.

После этого вступления суть дела в обвинительном акте представлялась в следующем виде:

"В июле 1916 г. товарищ директора Московского Соединенного банка прапорщик И. С. Хвостов (получивший эту должность незадолго до того в приданое за своей женой — дочерью председателя правления того же банка графа В. С. Татищева) задумал поместить в парижских газетах статью в форме газетного интервью со своим тестем о положении русской торговли и промышленности в годы войны и о желательности того, чтобы центральная администрация более интенсивно пополнялась людьми опыта и практики.

С этой целью он решил обратиться к знакомому ему ранее в качестве журналиста Манасевичу-Мануйлову и просить его посодействовать появлению этой статьи во французской газете «Тетрз».

И. С. Хвостов посетил Мануйлова, беседовал с ним на эту тему, и последний обещал свое содействие, прося поскорее доставить ему текст статьи, чтобы он мог просмотреть ее и отослать в Париж своему приятелю из редакции «Тетрз».

Ни о каких расходах и платежах за хлопоты по напечатанию этой статьи, по утверждению И. С. Хвостова, не было и речи, и вообще он был уверен, что и не могло быть, так как-де ясно, что Мануйлов должен был удовлетвориться построчным гонораром, который, мол, выплатит парижская газета.

Когда статья на французском языке была состряпана, Хвостов собственноручно доставил ее Мануйлову, специально для этого приехав 31 июля из Москвы в Петербург.

Мельком взглянув на статью и оставляя рукопись у себя, Манасевич-Мануйлов вместе с тем предупредил И. С. Хвостова, что с напечатанием статьи некоторое время придется обождать, так как против ряда банков, а в том числе и против Соединенного, в особой комиссии под председательством ген. Батюшина возбуждено дело по расследованию неправильных их действий в связи со спекуляцией.

При этом Мануйлов «дал понять» И. С. Хвостову, что он свой человек в батюшинской комиссии, и пообещал и впредь не оставлять его информацией по всем перипетиям дела. Однако в этот приезд И. С. Хвостов Мануйлова больше не видал и ничего больше от него не узнал.

Вернувшись в Москву, И. С. Хвостов о своем разговоре с Мануйловым доложил правлению банка, и последнее к 11 августа вновь командировало его в Петербург для связи с Мануйловым.

Приехав в Петербург, он в тот же день был у Мануйлова, и последний на этот раз заявил, что положение Соединенного банка весьма серьезно и что вообще за последние дни гонения против банковских заправил весьма обострились. Так, например, серьезнее дело возбуждено против члена совета частного Коммерческого банка М. Шкаффа, который был допрошен комиссией генерала Батюшина, а затем арестован и выслан из столицы. Причем мимоходом Мануйлов добавил, что в показаниях Шкаффа было много такого, что весьма компрометирует Соединенный банк.

«Теперь очередь за этим банком! — многозначительно кинул Мануйлов. — А ведь вы знаете, что в настоящее время властям обыск произвести или арест — что папироску выкурить. Я, правда, прекратить это дело теперь уже не мог бы, но дать ему то или иное направление мне, пожалуй, и удалось бы. Вот и решайте, что для вас лучше: обыск, арест или же вызов представителя банка Для собеседования частным образом».

А когда Хвостов заявил, что по делам банка обыск для него был бы губительным и что в данном положении вещей вызов для беседы представителя банка, и притом с наименьшей оглаской, был бы наиболее желательным выходом из положения, Мануйлов, для более подробной беседы по этому поводу, пригласил И. С. Хвостова зайти к нему вечерком — с тем, что он принесет к этому времени из комиссии показания Шкаффа, причем тогда же можно будет условиться и относительно вознаграждения Мануйлову за хлопоты.

Однако выйдя от Мануйлова и пройдя на Невский, И. С. Хвостов, к величайшему своему изумлению, встретил спокойно прогуливавшегося по улице М. Шкаффа. Из разговора с ним И. С. Хвостов убедился, что Шкаффа не только никуда не высылали, но и в комиссии не допрашивали, а следовательно, там не может быть и неблагоприятных для Соединенного банка данных, якобы сообщенных Шкаффом Батюшину.

Это обстоятельство навело И. С. Хвостова на предположение, не шантажирует ли его Манасевич-Мануйлов с какой-то личной целью, и потому, будучи знаком с директором Департамента полиции генералом Климовичем, Хвостов немедленно отправился к нему и сообщил о всех своих переговорах с Мануйловым.

По совету Климовича, «имевшего, добавляет обвинительный акт, сведения И о других неблагоприятных проступках Мануйлова, носивших также шантажный характер», Хвостов отправился к последнему в тот же вечер, как и было условлено.

Мануйлов встретил его успокаивающе: «Ну, ничего. Все можно устроить!»

А на вопрос И. С. Хвостова, где же показания Шкаффа и в чем они заключаются, Мануйлов не менее успокоительно ответил: «Пустяки, я даже не взял дела с собой. Опасности нет, и все может быть улажено!»