Игорь Муромов - 100 великих авантюристов

В ночь на 17 мая в столице вновь зазвонили колокола. Разбуженные жители побежали на Красную площадь и обнаружили там всадников во главе с Шуйскими, кричавших, что поляки хотят извести государя. Толпа бросилась штурмовать дворы, занимаемые польскими вельможами и послами, в том числе и Юрием Мнишеком. Уцелели те, кто сопротивлялся до конца.

Стрельцы сперва хотели было защищать царя (обещавшего им награду), но заговорщики пригрозили им разорением стрелецкой слободы, и те в испуге отступились. Тело убитого было выставлено на Красной площади; Шуйские объявили о его самозванстве, несколькими днями позже князь Василий был избран царем, осуществив (себе же на горе) свою давнишнюю мечту.

Марина спаслась буквально чудом. Выбежав из спальни, она наткнулась на лестнице на заговорщиков, но, по счастью, не была узнана. Царица бросилась в покои своих придворных дам и, как рассказывали, спряталась под юбкой гофмейстерины Барбары Казановской (своей дальней родственницы). Вскоре в комнату вломились заговорщики. Единственный защитник Марины — ее паж Матвей Осмольский — пал под пулями, истекая кровью. Была смертельно ранена одна из женщин. Толпа вела себя крайне непристойно и с бранными словами требовала сказать, где находится царь и его «еретица» жена. Лишь через несколько дней пан Юрий узнал, что дочь его осталась в живых. Но бояре забрали у нее все: подарки мужа, деньги и драгоценности, четки и крест с мощами. Марина, однако, не слишком жалела о потерянном. По слухам, она заявила, что предпочла бы, чтобы ей вернули негритенка, которого у нее отняли, нежели все драгоценности и уборы. Марину ослепил блеск короны, а не блеск золота. И тогда, и позже она искала не богатства и даже не власти как таковой, а почета, блеска. Но во всей истории с первым самозванцем Марина Мнишек была, пожалуй, единственной, кого трудно в чем-либо упрекнуть. Она вышла замуж за сына Ивана Грозного — не ее вина, что русский Царевич оказался ненастоящим.

Вскоре Мнишеки, их родственники и слуги (всего 375 человек) были сосланы Шуйским в Ярославль. Местные жители неплохо относились к Марине и ее спутникам. Старый Мнишек, желая завоевать симпатии русских, отрастил окладистую бороду и длинные волосы, облачился в русское платье. Стража приглядывала за пленниками не слишком рьяно и даже помогала им пересылать письма в Польшу.

Смерть первого самозванца не обескуражила его сторонников.

Один из приближенных убитого царя, Михаил Молчанов, в майские дни 1606 года бежал из Москвы в Речь Посполитую, рассказывая по дороге о чудесном спасении покойника. Поверили многие (тем более что растерзанный труп, выставленный Шуйскими на Красной площади в скоморошьей маске, был неузнаваемым). Этим новостям было выгодно верить и Мнишеку. Этому верила и Марина.

Лжедмитрий II объявился в Стародубе в середине 1607 года.

В мае 1608 года войска самозванца, состоявшие из поляков, украинцев, белорусов и русских, одержали победу над Шуйским под Волховом.

Известия об успехах «царя Дмитрия» достигли Ярославля почти одновременно с новостями из Москвы. По перемирию с Польшей, подписанному 13(23) июля 1608 года, царь Василий обязался освободить всех задержанных поляков.

Предполагалось, что Юрий Мнишек и Марина отправятся в Польшу, предварительно пообещав не примыкать к новому самозванцу, а Марина не станет титуловаться царицей. 16 августа воевода с дочерью и частью свиты отправился в путь. Их сопровождал русский отряд во главе с князем Владимиром Долгоруковым. Путь пролегал через Углич, Тверь и Белую к литовской границе. Весьма вероятно, что сведения об этом путешествии достигли Тушина не без помощи пана Юрия. У Белой путешественников поджидал сильный тушинский отряд во главе с ротмистрами Зборовским и Стадницким. Воины Шуйского быстро разбежались. Марине было объявлено, что она едет в Тушино к своему мужу. Очевидцы вспоминали, что молодая женщина искренне радовалась предстоящей встрече и даже напевала веселые песенки. Впрочем, по дороге в Тушино Марине открылась тщательно скрываемая от нее правда (ее поведал то ли князь Масальский, то ли некий польский солдат). Известие это по-настоящему потрясло Марину.

Тем временем неутомимый Мнишек торговался с очередным «зятем». Лжедмитрий не жалел обещаний. Мнишеку было обещано 300 тысяч злотых (но только при условии взятия Москвы), а в придачу вся Северская земля и большая часть Смоленской. 14 сентября договор был заключен. Помимо щедрых посулов, «тесть» не получил практически ничего. Но мечта о будущем удельном княжестве и московском золоте заставила пана Юрия пожертвовать дочерью (17 января 1609 года он выехал в Польшу и с тех пор отвечал далеко не на все ее письма).

20 сентября 1608 года один из предводителей тушинцев — литовский магнат Ян Петр Сапега — торжественно проводил Марину в лагерь Лжедмитрия II. По-видимому, несколькими днями позже католический священник тайно обвенчал Марину с «царем». Будучи до этого всего лишь статистом исторической драмы, она попыталась — на несчастье свое — вмешаться в большую политику. Что двигало ею? Вряд ли желание реальной власти. Скорее другое — оскорбленное самолюбие, память о считанных днях царственного величия.

Марина пыталась найти помощь у папского нунция в Польше Франциско Симагетти, но безуспешно.

Опасаясь, что его выдадут королю, в конце декабря 1609 года самозванец бежал из Тушина в Калугу. Марина осталась в лагере одна. 5(15) января 1610 года она обратилась к королю с просьбой об опеке и помощи. «Уж если кем счастье своевольно играло, — писала Марина, — так это мною; ибо оно возвело меня из шляхетного сословия на высоту Московского царства, с которого столкнуло в ужасную тюрьму, а оттуда вывело меня на мнимую свободу, из которой повергло меня в более свободную, но и более опасную неволю… Всего лишила меня превратная фортуна, одно лишь законное право на московский престол осталось при мне, скрепленное венчанием на царство, утвержденное признанием меня наследницей и двукратной присягой всех государственных московских чинов». Подчеркивая свои (именно свои, а не Лжедмитрия) права на московский престол, она говорила, что возвращение ей власти «будет служить несомненным залогом овладения Московским государством и прикрепления его обеспеченным союзом».

Сигизмунд всячески затягивал переговоры с тушинцами. Тогда Марина попыталась воздействовать на войско.

Объезжая лагерь, она сумела поднять значительную часть донских казаков и некоторые другие отряды. Но Ружинскому удалось подавить это выступление. Опасаясь наказания и, вероятно, выдачи королю, Марина в ночь на 24 февраля бежала из Тушина, облачившись в мужской наряд.

Чего ради она рисковала собой, спеша к ненавистному прежде мужу, заброшенному на фальшивый трон? Вела ее все та же гордыня. Марина не могла, не желала признать себя побежденной. В послании к войску, оставленном в своем шатре, она писала: «Я уезжаю для защиты доброго имени, добродетели самой, — ибо, будучи владычицей народов, царицей московской, возвращаться в сословие польской шляхтянки и становиться опять подданной не могу…» Нет, не была способна Марина, вкусив царской власти, превратиться опять в «воеводянку» (недаром так возмутилась она однажды, когда кто-то из польских родственников назвал ее «ясновельможной пани»). Блеск царской короны был мимолетным, как солнечный зайчик, но дороги назад уже не было.