Александр Тургаев - Политология: хрестоматия

Короче говоря, усиление индивидуализации электорального поведения есть результат происходящего одновременно с этим падения влияния класса и религии, а также ослабления связи электората с партиями, сопряженные со всеми преимуществами и опасностями, которые несет с собой эта независимость выбора.

Проблематика, связанная с политическими изменениями и политической модернизацией, обсуждается и исследуется в политической науке с начала 60-х гг. XX в. Центральной темой данного раздела теоретической политологии является переход к демократии.

Одной из первых в данной области считается работа Д. Растоу Американский политолог рассматривает основные фазы перехода к демократии, давая характеристику тем процессам, которые происходят в каждой из них.

В приводимом фрагменте из книги А. Пшеворского «Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке» процесс перехода к демократии рассматривается как результат взаимодействия между самими внутри-элитными группами, так и между элитами и гражданским обществом. Процесс демократического транзита рассматривается им не только как достаточно сложный и противоречивый, но и как имеющий альтернативы с точки зрения финала.

Отрывок из работы немецкого политолога К. фон Бейме посвящен широко обсуждаемой в научном сообществе проблеме консолидации демократии. С точки зрения минималистского подхода консолидация сводится к формированию и утверждению режима, соответствующего семи критериям полиархии Р. Даля. С позиции максималистской трактовки консолидации она предстает как результат формирования дееспособного гражданского общества, правового государства, лояльной к демократии бюрократии и институционализации рыночной экономики.

С. Хантингтон рассматривает демократизацию как глобальный процесс, в развитии которого прослеживаются периоды увеличения и уменьшения численности демократических стран. Основные положения его теории «третьей волны» демократизации сформулированы в представленном отрывке из его работы.

Многие положения теории С. Хантингтона не бесспорны. Об этом пишет Л. Даймонд в работе «Прошла ли „третья волна“ демократизации?». Заслуживает внимания постановка вопроса американским политологом не только о количественном расширении демократических стран, но прежде всего о качестве возникающих новых демократий.

Отправной точкой модели служит единственное предварительное условие – наличие национального единства. Понятие «национальное единство» не содержит в себе ничего мистического типа плоти и крови (Blut und Boden) и ежедневных обетов верности им, или личной тождественности в психоаналитическом смысле, или же некой великой политической миссии всех граждан в целом. Оно означает лишь то, что значительное большинство граждан потенциальной демократии не должно иметь сомнений или делать мысленных оговорок относительно того, к какому политическому сообществу они принадлежат. Требование национального единства отсекает ситуации, когда в обществе наличествует латентный раскол, подобный тому, который наблюдался в габсбургской или оттоманской империях и присутствует сегодня в ряде африканских стран, равно как и те, когда, напротив, имеется сильная тяга к объединению нескольких сообществ, как во многих странах арабского мира. Демократия – это система правления временного большинства. Чтобы состав правителей и характер политического курса могли свободно сменяться, границы государства должны быть устойчивыми, а состав граждан – постоянным. По афористичному замечанию И. Дженнингса, «народ не может решать, пока некто не решит, кто есть народ».

Национальное единство названо предварительным условием демократизации в том смысле, что оно должно предшествовать всем другим стадиям процесса – в остальном время его образования не имеет значения. Оно может сложиться в доисторические времена, как в Японии или Швеции; может опережать другие фазы перехода к демократии на столетия, как во Франции, или лишь на десятилетия, КЭ.К В Турции.

Не имеет значения и то, каким образом достигалось национальное единство. Возможно, географическое положение страны было таким, что никакой серьезной альтернативы национальному единству просто никогда не возникало – здесь наилучшим примером служит та же Япония. Но чувство национальной принадлежности могло стать и следствием внезапной интенсификации социального общения, воплощенной в специально придуманной для ее обозначения идиоме. Могло оно быть и наследием некоего династического или административного процесса объединения...

Тезис о том, что национальное единство представляет собой единственное предварительное условие перехода к демократии, подразумевает, что для демократии не требуется какого-либо минимального уровня экономического развития и социальной дифференциации. Экономические и социальные факторы подобного рода входят в модель лишь опосредованно как возможные основы национального единства или же глубинного конфликта (см. ниже). Те социальные и экономические индикаторы, на которые исследователи так любят ссылаться как на «предварительные условия» демократии, выглядят по меньшей мере сомнительными. Всегда можно найти недемократические страны, чей уровень развития по выдвинутым в качестве индикаторов показателям подозрительно высок – к примеру, Кувейт, нацистская Германия, Куба или Конго-Киншаса. Напротив, Соединенные Штаты 1820 г., Франция 1870 г. и Швеция 1890 г. вне всякого сомнения не прошли бы тест по какому-нибудь из показателей, касающихся уровня урбанизации или дохода на душу населения, не говоря уже о количестве экземпляров газет в обращении или числе врачей, кинофильмов и телефонных номеров на каждую тысячу жителей.

Поэтому модель умышленно оставляет открытым вопрос о возможности существования демократий (действительно заслуживавших бы такого наименования) в досовременные, донациональные времена и на низком уровне экономического развития. Найти содержательное определение демократии, которое охватывало бы современные парламентские системы наряду со средневековыми лесными кантонами, античными городами-государствами (теми, где не было рабов и метеков) и некоторыми доколумбовыми племенами индейцев, может оказаться весьма сложно. Решение подобной задачи выходит за рамки настоящего исследования, и все же мне не хотелось бы исключать возможность такого рода попытки.

Согласно моей гипотезе, динамический процесс демократизации в собственном смысле слова – при наличии указанного выше предварительного условия – запускается посредством длительной и безрезультатной политической борьбы. Чтобы политическая борьба обрела названные черты, ее основные участники должны представлять прочно укоренившиеся в обществе силы (как правило, социальные классы), а спорные вопросы, вокруг которых она ведется, должны иметь для сторон первостепенное значение. Подобная борьба чаще всего начинается вследствие появления новой элиты, поднимающей угнетенные и лишенные ранее руководства социальные группы на согласованное действие. При этом конкретный социальный состав противоборствующих сторон – и лидеров, и рядовых членов, – равно как и реальное содержание спорных вопросов будут разниться от страны к стране, а также от периода к периоду в жизни каждой отдельно взятой страны.