Л. Михеева - 111 симфоний

К тому времени жизнь композитора изменилась. Не найдя применения своим силам в Париже, не имея возможности давать концерты, он в декабре 1842 года отправляется в турне по Европе. Причем отправляется не один. По собственным словам, он “разбил с таким трудом созданный очаг”. Его спутница — молодая певица Мария Ресио, год назад дебютировавшая на оперной сцене, — красивая, но не слишком талантливая, с небольшим голосом. Имя Берлиоза уже известно за пределами Франции: в Лейпциге еще в 1837 году по совету Шумана исполнялась одна из его увертюр, Шуман написал статью о Фантастической симфонии, а в 1841 году Реквием с большим успехом прозвучал в Петербурге. Берлиоз выступил во многих городах Германии. В Лейпциге он встретился с Робертом и Кларой Шуман, обменялся дирижерскими палочками с Мендельсоном, руководившим оркестром Гевандхауза, в Дрездене слушал “Риенци” и “Летучего голландца” Вагнера, которые ему не понравились, беседовал с их автором.

Вернувшись в Париж, Берлиоз принимает участие в нескольких грандиозных фестивалях. В 1841 году дирижирует на Промышленной выставке хором в 1200 человек и оркестром, насчитывающим 36 контрабасов и 25 арф, в следующем — в Олимпийском цирке на Елисейских полях, вмещающем более пяти тысяч человек. В одном из этих концертов, посвященном русской теме, Берлиоз исполняет произведения Глинки, знакомится с ним и посвящает ему большую статью. В октябре 1845 года композитор вновь отправляется в большое турне — на этот раз по Австрии, Венгрии, Чехии, где встречает восторженный прием. В 1847 году состоялась его первая поездка в Россию. Берлиоз пробыл три месяца в Петербурге и Москве. Здесь его ждал творческий триумф и большие гонорары. Менее успешно прошли гастроли в Лондоне.

По возвращении композитора постигают один удар за другим: Генриетту разбил паралич; вскоре умирает отец. Политическая обстановка также не способствует творчеству — ни революция 1848 года, которую Берлиоз не принял, ни переворот 1851 года и установление империи Наполеона III, которого композитор, в отличие от передовых деятелей Франции, приветствовал.

Последнее двадцатилетие жизни и творчества Берлиоза резко отлично от центрального. Симфонических произведений он больше не пишет. Правда, 1853 год должен был принести симфонию ля минор, но история ненаписания — одна из самых трагических страниц биографии композитора. “Эта страница вгоняет в дрожь. Самоубийство не так печально” (Р. Роллан). Вот как вспоминал об этом Берлиоз в “Мемуарах”: “Как-то ночью я услышал во сне симфонию, которую мечтал написать. Проснувшись утром, я вспомнил почти целиком ее первую часть... Я уже подошел к столу, чтобы записать ее, но тут же подумал: если я запишу этот фрагмент, я увлекусь и начну сочинять дальше. Излияние чувств, предаться которому я теперь всегда стремлюсь всей душой, может довести эту симфонию до грандиозных размеров. Я затрачу, быть может, три или четыре месяца на одну эту работу... Я более не смогу, или почти не смогу, писать музыкальные фельетоны и, значит, мои доходы еще уменьшатся... Я дам концерт, выручка от которого только-только покроет половину моих расходов... Все эти мысли бросили меня в дрожь, и я отложил перо, сказав: “Ба! Завтра я позабуду эту симфонию!” На следующую ночь упрямая симфония снова вернулась и вновь зазвучала у меня в голове. Я ясно услышал то же аллегро в ля миноре и, больше того, — увидел его написанным. Я проснулся, полный нервного возбуждения, и напел тему аллегро, форма и характер которого мне чрезвычайно понравились. Я собрался подняться, но... те же мысли, что и накануне, снова удержали меня, я подавил в себе искушение, надеясь лишь на одно — забыть. Наконец, я снова заснул, а на другое утро, при пробуждении, и в самом деле воспоминание исчезло и более не возвращалось”. Продуктивность композитора резко падает. Теперь его волнуют совсем иные темы, чем в бурные романтические молодые годы. Как непохожи эти произведения на созданные в центральный период — даже при обращении к тем же жанрам! В духовном — вместо грандиозного драматичного Реквиема — камерная по форме, идиллическая по духу оратория “Детство Христа”. В оперном — вместо кипящего жизнью, дерзко авантюрного “Бенвенуто Челлини” — строгая, классичная, на традиционный античный сюжет дилогия “Троянцы” и непритязательная, без намека на какую-либо глубину, комедия “Беатриче и Бенедикт” (1862). Последние семь лет композитор не пишет ничего.

Основная деятельность Берлиоза в 50—60-е годы — дирижерская: неоднократные поездки в Лондон, по городам Германии, на организованную Листом “Берлиозовскую неделю” в Веймар, на почти ежегодно проводимый фестиваль в Бадене, где прозвучали отрывки из “Осуждения Фауста” и “Троянцев”, с огромным успехом прошли “Ромео и Джульетта” и “Беатриче и Бенедикт”. Его домашняя жизнь становится все печальнее. В 1854 году умирает жена. Она “была арфой, звуки которой примешивались ко всем моим концертам, моим радостям, моим скорбям и на которой я, увы, порвал столько струн... Я не мог ни жить с ней, ни оставить ее”. Через семь месяцев Берлиоз оформил брак с Марией Ресио, скорее выполняя долг, чем по любви: жизнь с ней не принесла ему счастья. “Теперь я уже готов к окончанию моей карьеры, усталый, сожженный, но всегда горящий и полный энергии, которая пробуждается иногда с силой, почти пугающей меня”.

Даже официальное признание не радовало Берлиоза, ибо было чисто внешним. В 1856 году он был избран, наконец, членом Французской академии, а два года спустя удостоен золотой медали за Императорскую кантату в честь Наполеона III. Лист, приехавший в Париж в 1861 году, писал: “Кажется, что все его существо склоняется к могиле”. Но раньше он схоронил любимую сестру, вторую жену, а в 1867 году потерял сына, моряка, скончавшегося в Мексике от лихорадки. Берлиоза мучат болезни, он проводит в постели 18 часов в сутки: “Я ничего не делаю теперь, только страдаю”.

Отклонив выгодное предложение гастролей в Нью-Йорке, он, однако, в 1867 году принимает предложение поехать в Россию. Гастроли в Петербурге и Москве, продлившиеся три месяца, оказались последним триумфом Берлиоза Он жил во дворце великой княгини Елены Павловны. Члены “Могучей кучки” горячо приветствовали его как первого музыкального новатора, Балакирев сделал переложение “Гарольда в Италии” для фортепиано в 4 руки, Кюи и Стасов писали восторженные статьи. Во время концертов в Москве в честь Берлиоза был устроен обед, на котором с речами выступили, среди других, известный музыкальный критик В. Одоевский и Чайковский. Мысль о русских гастролях поддерживала композитора в последний год его жизни, и последние его письма были отправлены в Россию. Одоевскому Берлиоз с восхищением писал о молодой русской школе и предсказывал: “Через пять или десять лет русская музыка завоюет все оперные сцены и концертные залы Европы”.