Лайза Пикард - Викторианский Лондон

Герцог Веллингтон писал тогдашнему премьер-министру Пилю: «королева своим приказом могла бы отменить волю герцога быть похороненным на Кенсал-Грин… но тогда со стороны франкмасонов [с 1813 года герцог был магистром Великой масонской ложи] и сторонников герцогини Инвернесс раздались бы многочисленные жалобы на вмешательство власти в личную жизнь…», [940] John Raymond (ed.), Queen Victoria’s Early Letters, London, 1963. поэтому было решено выполнить нетрадиционное желание герцога. Его похороны, состоявшиеся 5 мая 1843 года, были блестяще организованы. Процессию от Кенсингтонского дворца, где он скончался, до Кенсал-Грин в трех с половиной милях оттуда возглавляли конные гвардейцы, за ними «шли четыре королевских обер-церемониймейстера в алой форме». Далее медленно двигались остальные участники процессии: четыре всадника — служащие похоронного бюро — в глубоком трауре, с черными шарфами и длинным крепом на шляпе, довольно унылая вереница из пятнадцати пустых траурных карет, запряженных восьмеркой лошадей «в черных бархатных попонах и плюмажах» и, наконец, оркестр конных гвардейцев, игравших траурные марши. За ними следовал катафалк с восьмеркой лошадей, по обе стороны от него ехали конные гвардейцы, так что зрители могли видеть только лошадей и гвардейцев в форме, но не гроб. За ними вновь гвардейцы верхом, вереница лошадей в плюмаже и траурные кареты, числом пятьдесят, вновь кавалерия и «плотный кордон полиции… успешно сдерживающий огромную толпу». [941] The Times, 5 March 1843. Список тех, кто там был лично или прислал свою карету, вероятно, был представлен репортеру людьми из Кенсингтонского дворца. Бедняге репортеру пришлось присоединиться к траурной процессии. Он оказался в кошмарном положении — для репортера, — так как должен был сообщить, что «ничего, заслуживающего внимания, не произошло». В самом деле, контроль полиции был творческим и эффективным.

Достигнув Паддингтонского вокзала, процессия «двинулась довольно быстро» — возможно, к тому времени церемониймейстеры сели в карету, — и атмосфера быстро разрядилась. К тому же, жители этой части Лондона, кокни, не надеясь еще раз увидеть подобное зрелище, взяли выходной и развлекались как могли. Вокруг сновали продавцы гравюр и уличные певцы, в киосках бойко торговали прохладительными напитками, «пивом и табаком», а для более утонченных — пряниками и смородинным вином. Наиболее предприимчивые воздвигли шаткие помосты для зрителей, но не слишком преуспели; самые бойкие из них заманивали клиентов объявлениями вроде: «Надежный помост» или «Одобрен контролером», однако публика предпочитала наблюдать за процессией с тротуара или ближайших деревьев и фонарных столбов. Сразу же после похорон продавцы мест на трибунах постарались сократить свои издержки. Они превратили помосты в танцевальные площадки, зазывая публику «повеселиться, как на ярмарке».

Тем временем процессия достигла кладбищенских ворот, где ее ждали государственные представители и знаменитости, включая принца Альберта и кабинет министров, прибывших другим путем. Похоронная компания, наверняка, не пожалела сил, чтобы навести порядок и украсить кладбище. Часовня, «прелестное небольшое здание на вершине холма… убранное соответственно случаю… гирляндами из черной ткани», была заполнена сильными мира сего. Гроб стоял на постаменте, прямо над расположенными внизу катакомбами. Во время службы гроб постепенно, в два приема, был спущен вниз, в катакомбы — должно быть, владельцы похоронной компании ужасно переволновались, но механизм работал плавно, — и был там замурован до тех пор, пока для него не выстроят подходящий склеп. Похоронная компания, не ожидавшая такой удачи, не располагала достойным местом упокоения. Места близ англиканской часовни мгновенно поднялись в цене. [942] Эта информация была любезно предоставлена библиотекарем музея масонства.

Через шесть лет за герцогом последовала его сестра, принцесса София. Успех Кенсал-Грин был гарантирован, и вскоре это кладбище стало одной из туристических достопримечательностей Лондона. Утонченный Гревилл «не был удивлен, что люди, посещающие это место и видящие его привлекательность и красоту, желают покоиться именно здесь». [943] Lytton Strachey and Roger Fulford (eds.), The Greville Memoirs, Vol. V, London, 1938. В 1858 году учитель из Манчестера, решив «ознакомиться с Лондоном», отправился прямо на Кенсал-Грин и записал свои впечатления в дневнике: «Там похоронены герцог Суссекс и принцесса София. На кладбище множество надгробных памятников, роскошно отполированных и пр. Многие аристократы приобрели здесь место и построили склепы». [944] Неопубликованный дневник. A. Patterson, 1858, Wellcome Institute MS 73537. Упоминается в Heather Creaton, Unpublished London Diaries, London, 2003. Когда у генерал-лейтенанта Пейсли 26 декабря 1844 года умерла жена (дочь? — сестра? — «бедная Магдалена»), он, получив гроб, первым делом отправился на Кенсал-Грин и выбрал склеп «для двенадцати гробов, рядом с могилой сэра Джорджа Маттайяса Кокса» — даже после смерти нужно выбирать подходящих соседей. [945] Неопубликованный дневник. Lt.-Gen. Pasley, British Library Add. MS41991. Упоминается в Heather Creaton, Unpublished London Diaries, London, 2003.

Генерал без особого восторга прочел бы книгу, опубликованную годом ранее: «Проектирование, озеленение и содержание кладбищ», в которой ее автор Джон Клодиус Лаудон, знаменитый ландшафтный архитектор того времени, писал о «захоронении в склепах», как о «свидетельстве состоятельности или знатности, по этой причине его переняли многие лондонские торговцы». На кладбище имелись просторные катакомбы (подземные галереи с камерами для гробов), а также склепы и места для одиночных могил. Где-то в катакомбах все еще стоят два гроба в упаковочных ящиках, в которых они прибыли из Индии в 1860-х. [946] Julian Litten, The English Way of Death, London, 1991. Сам Лаудон был похоронен на Кенсал-Грин в 1844 году. Там же была похоронена семья Брунелей — Марк Исамбард, его жена София (1849) и их сын Исамбард Кингдом (1859), — а также Джеймс Миранда Барри, главный инспектор военно-медицинской службы, который, как выяснилось после смерти, оказался женщиной. [947] Здесь, как и в других местах, я с благодарностью воспользовалась The London Encyclopaedia, ed. Ben Weinreb and Christopher Hibbert, London, 1983, из которой я почерпнула информацию о других лондонских кладбищах, упомянутых ниже. В этой книге дана последовательная, порой печальная, история кладбищ: рассказ о забвении долга и вандализме, который властям иногда удавалось остановить, а в случае с Хайгейтским кладбищем это удалось сделать согласованными усилиями группы граждан.

Вслед за Кенсал-Грин открылись другие частные кладбища: Норвуд (39 акров, 1837), Хайгейт (37 акров, 1839), Бромптон (39 акров, 1840), Абни-парк (32 акра, 1840), Нанхед (52 акра, 1841) и Тауэр-Хамлетс (33 акра, 1841). «Уход за новыми лондонскими кладбищами в основном хороший, [но] трудно поверить, на некоторых из них овцам позволено щипать траву». Сейчас это кажется удачной идеей, придающей кладбищу сельский вид и избавляющей садовников от трудной задачи по выкашиванию неровной почвы. Но лондонцам это не понравилось.