Лайза Пикард - Викторианский Лондон

мы видели три прихода целиком… из Кента и Суррея (числом 800 человек), идущих вереницей по двое, мужчины в рабочих блузах, со своими женами, которые чудесно выглядят… они записались, чтобы приехать в Лондон посмотреть Выставку, это стоило им всего 2 шиллинга 6 пенсов [она ошибалась, они заплатили всего 1 шиллинг 6 пенсов, на остальное дало субсидию местное дворянство]… многочисленные фирмы с Севера прислали своих людей… один производитель сельскохозяйственных орудий из Суффолка прислал своих рабочих на двух арендованных кораблях, снабженных койками для спанья, кухней и всяческими удобствами… они вытащены на берег на верфи в Вестминстере. [736] Woodham-Smith, op. cit.

Рабочие двух фабрик приехали на нескольких каретах, украшенных флагами и зелеными ветками, запряженных четверкой лошадей. [737] W. O. Henderson, J. C. Fischer and his Diary of Industrial England 1814–51, London, 1966. Группы экзотически одетых иностранцев придавали толпе яркости. Восьмидесятичетырехлетняя рыбачка из-под Пензанса пришла пешком в Лондон посмотреть Выставку. Дорога заняла у нее пять недель, а возвращение домой пугало ее, потому что у нее оставалось всего пять с половиной пенсов. Она поступила весьма мудро, обратившись с просьбой к лорду-мэру города — очевидно, кто-то научил ее, — и он дал ей соверен.

Пресса, захлебываясь от восторга, сообщала число ежедневных посетителей. Среднее число в период, когда билет стоил 1 шиллинг, равнялось 50 000, но за два дня до закрытия оно возросло до буквально захватывающего дыхание — 109 915 человек. Общее число посетителей Выставки ко дню ее закрытия 11 октября превышало шесть миллионов. К этому времени светлое время дня сократилось, а некоторые экспонаты сделались невзрачными. Как мог герр Линдт сохранить свой швейцарский шоколад в превосходном состоянии? Сколько повреждений причинила вода? Крыша не была совершенно водонепроницаемой. Вязы, из-за которых было столько разногласий, пожелтели и начали ронять листья. Пришла пора закрываться. Прекрасный фонтан Оуслеров выключили, служащий взмахнул красным флажком, зазвонили колокольчики, и публика медленно, но послушно покинула Выставку.

Рабочие принялись паковать экспонаты, фонтан Оуслеров был аккуратно демонтирован, холодный ветер поднимал ввысь пучки соломы, с вязов опадали листья. Огромное здание блестело в октябрьском тумане, в то время как решалась его судьба. Никто не предполагал, что оно будет постоянным, но что с ним делать теперь? Может быть, все же сохранить для будущего? Это будет чудесный «зимний сад» для лондонцев или концертный зал, которого не хватало в Лондоне, но акустика была ужасной. Альберт не высказывался за то, чтобы сохранить здание, поскольку содержание его обошлось бы недешево. Он намеревался весь значительный доход — 186 000 фунтов — от Всемирной выставки передать музейному комплексу в Южном Кенсингтоне, ставшему впоследствии известным как Альбертополис. 29 апреля 1852 года Палата общин, наконец, распорядилась дворец убрать.

К 17 мая была создана Компания Хрустального дворца, главными держателями акций стали Лондон, Брайтон и железная дорога Южного побережья. Главой Компании, как и железной дороги, был Сэмюэл Ланг. Шесть учредителей, включая Пакстона, были связаны с Выставкой в Гайд-парке. Публику призывали подписываться на акции, обещая огромные дивиденды, финансирование увеличилось, и Хрустальный дворец был куплен таким, каким он стоял в Гайд-парке, за 70 000 фунтов наличными. [738] J. R. Piggott, Palace of the People. The Crystal Palace at Sydenham 1854–1936, London, 2004, книга, на которую я — с признательностью — полагалась больше всего. Его предстояло возвести заново на 350-акровом пространстве на вершине Сиднемского холма в Норвуде, примерно в шести милях к югу от Лондона. Его великолепное местоположение должно было стать бесплатной рекламой, видимой всем пассажирам, ехавшим по железной дороге Ланга. И это не могло не сработать.

Предполагалось построить две железнодорожные станции, обслуживающие Лондон, Брайтон и железную дорогу Южного побережья. Станция «Нижний уровень Хрустального дворца» располагалась у подножия холма, отсюда вы отправлялись в долгую прогулку вверх по колоннаде со стеклянной крышей. Но в жаркий день вид цветущих растений не всегда служил достаточной наградой за усилия. Другая станция, «Верхний уровень Хрустального дворца», была связана с дворцом изысканно украшенной подземной железной дорогой, построенной каменщиками-итальянцами. Эта станция была открыта в 1865 году. Пассажиры первого класса ехали по ней, как подобает людям их положения, — если хватало вагонов первого класса. Если же нет, им приходилось садиться в вагоны второго класса, «открытые со всех сторон. (Вагоны для овец, вот самое подходящее для них название.)». [739] S. V. Ellis (ed. and annot.), A Mid-Victorian Pepys: the Letters and Memoirs of Sir William Hardman, London, 1925. Или они предпочитали свой экипаж, собственного кучера и так далее. Пассажиры третьего класса ехали в обычных вагонах для скота. Некоторые приезжали в омнибусах, дорога, если все шло гладко, занимала от Паддингтона час с четвертью. От Клапама омнибусы отходили по расписанию каждые десять минут.

Рабочие пришли в Гайд-парк без привычной «чугунной бабы». С удивительным терпением и ловкостью все здание из «стеклянных карт» было разобрано на фрагменты, запаковано, перевезено через весь Лондон и выгружено на новом месте. Там, где оно стояло, остался большой участок высокой пожухлой травы. Спустя какое-то время парк приобрел прежний вид, словно там и не было прославившей Альберта Выставки. Перевозка материалов осуществлялась — а как же иначе? — с помощью лошадей. Пара запряженных лошадей втаскивала на Сиднем-хилл двухтонный груз. Мало-помалу 400 тонн стекла и весь чугун, который можно было использовать повторно, более 4000 тонн, переместились на место будущей стройки. Часть стекла разбилась, это было неизбежно, его вернули братьям Чанс, чтобы сделать заново. Тем временем из закрывшихся оранжерей Лоддиджа в Хакни совершал свой путь гораздо более впечатляющий груз. Пакстон закупил большую часть содержимого оранжерей, в том числе пятидесятилетнюю пальму, весившую вместе с землей, окружавшей корни, 15 тонн и достигавшую высоты трехэтажного дома. Она была погружена на специальную повозку с широкими колесами — при этом остается неясным, не повредил ли пятнадцатитонный груз мостовые, — провезена через Лондон и поднята на Сиднем-хилл запряжкой из 32 лошадей. [740] David Solman, Loddiges of Huckney, London, 1955.