В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том I

Н. Осипов

______________________

* Ну, слава Богу, стали признаваться. В. Р-в.

______________________

Позвольте, м. г., через посредство вашей уважаемой газеты сказать два слова о бракоразводном процессе. Мне пришлось знать в Петербурге одного скромного и добропорядочного чиновника, который, идя со мною со службы, вдруг бросился в сторону и стал обнимать девочку лет восьми. На мое удивление, он сказал, что это его дочь. А на вторичное и еще большее удивление, чего же он так обрадовался, сказал, что дочь живет не с ним, а с его женою, которая, в свою очередь, живет вот в этом большом доме, к которому подъехала коляска, с господином NN уже столько-то лет. Года три назад, т. е. перенеся лет пять одинокой жизни, он обратился в консисторию с молением о разводе и, разумеется, получил отказ. Вскоре с ним случился нервный удар, от которого он, впрочем, оправился. Фамилию и имя этого чиновника я могу сейчас назвать, - конечно, испросив у него дозволение.

Мысль о лучшем и, кажется, недалеком будущем, когда бракоразводный процесс войдет в компетенцию общих судов, более и более распространяется в печати и обществе и позволяет мне, также высказав подобное пожелание, поддержать его основаниями, о которых не все знают. О секуляризации развода более и более начинают говорить под впечатлением картин семьи и разводного процесса, подробности которого известны только "мученикам развода", страдания которых, по-видимому, предназначены, чтобы угрожать всем нуждающимся в разводе и через то "оберегать семью". Духовные консистории предлежит вовсе устранить от семейных дел. Дабы получить почву под ногами, для этого достаточно открыть Матф. 19, на которой основан весь наш и вообще христианский бракоразводный процесс: "Я же говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует, и женившийся на разведенной прелюбодействует" (ст. 9). Дальше идет речь о другом, как и ранее - о другом, и приведенные слова Спасителя суть все, что мы имеем в Евангелии о разводе. В них не указано перемены разводящей инстанции и, в частности, не указано ни синедриона, ни кесаря. Таким образом, самая претензия консисторий "разводить мужа и жену" ни на чем не основана; и отдача развода в руки консисторий, как, впрочем, и самое создание духовных консисторий, очень недавних исторически, было произволением государственной власти: "Hodie dedi -eras capiam" - "вчера дал - завтра возьму". По точному смыслу слов Спасителя развод и его право оставляется в руках мужа, который, конечно, только при этом условии может быть блюстителем порядка в семье и чистоты семейных отношений. Разумеется, жена должна быть и вполне может быть обеспечена от случайностей, несчастий и капризов мужа, и вот здесь собственно, в части, касающейся разводимой жены, и должна выступить компетенция "общих судов", юридическая их власть по отношению к имущественному и правовому ее и детей обеспечению. Государственная мудрость, направляемая любовью и заботою, без труда отыщет эти способы и найдет их скорее, чем отстраняющие от себя этого рода попечения и задачи духовные консистории. Добавлю, что как из случая, переданного мною, так и из бесчисленного множества других видно, что консистории, даже имея признания мужа и жены в прелюбодеянии, и письменные на это доказательства (письма жены или мужа), и свидетельства очевидцев о том, что, например, жена живет в квартире постороннего мужчины годы и там разрешается от бремени, - все-таки развода не дают, не усматривая в таковых данных "состава прелюбодеяния". - Из всех этих лежащих в архивах дел, как и из рассказываемых всюду на улицах и вообще общеизвестных, позволительно усмотреть, что консистории уже давно впустили в брак прелюбодеяние, сделали это прелюбодеяние для другой стороны обязательно переносимым и через это испортили как чистоту семьи, так и вообще показали полную свою некомпетентность в рассуждении брачных дел. Следовало бы пожелать опубликования в общей печати хотя одного характерного бракоразводного процесса во всей красоте подробностей, подкупа и лжесвидетельства. Тогда картина эта, перед которой побледнеет бурса Помяловского, устранила бы все вопросы по отношению к данной теме.

Убедительно прошу вас, г. редактор, не отказать дать в вашей почтенной газете место настоящему моему письму, исходящему из наблюдения самых горестных явлений в данной болящей и засоренной сфере.

1901 г.

Нельзя не пожалеть, что нескладица в нашем семейном положении, всеми и везде чувствуемая и порою обнаруживающаяся на уголовном суде потрясающими совесть фактами, не обсуждается сейчас с тем вниманием, с каким она была затронута в прошедшем году. Уголовщина, заведшаяся в семье и между ее членами, есть такое вопиющее противоречие, которое прежде всего заставляет крикнуть с болью: "Да как же семья? да что же семья? да отчего мы имеем ее такою?" И раз люди, являющиеся на уголовный суд, не были уголовными преступниками ни в отношении какого постороннего человека, а только явились такими в отношении друг друга, мысль о какой-то уголовщине уже не человека, а самого положения человеческого с неизбежностью представляется уму. "Уголовное преступление в семье" есть такая же нелепица, и невозможность, и противоречие самому существу ее и положенной в основу ее идее, как... игра в карты на похоронах или дипломатические переговоры между командою и командиром броненосца. Просто этого не может быть. А если это есть и даже настолько есть, что при насильственной смерти мужа чуть ли не первый вопрос у судебного следователя и в обществе: "Не жена ли это?", а при насильственной смерти жены: "Не муж ли это?", - то, очевидно, в общем представлении установился взгляд, и не без причины, конечно, установился, что муж и жена суть наиболее правдоподобные, или вероятные, или возможные враги друг другу. Все попытки поучительной морали тут бессильны. Очевидно, где есть дипломатия - исчезло существо броненосца и где есть уголовщина или подозрение ее - нет семьи и самых условий семейного, т. е. согласного, любящего и уважительного, отношения. В интересной статье "Меры к поднятию уровня общественной нравственности", которая начата печатанием в "Гражданине" и обещает быть продолжительною, поднято множество интереснейших вопросов о семейном укладе жизни и совершенно ненормальном положении, в которое она поставлена. Практическую важность представляет особенно вопрос о разводе. Автор приводит яркую параллель епископского сана: если он оскорбляется последующим поведением епископа, то Синод немедленно лишает его сана и отлучает от паствы, дабы его пример не был заразителен и фактом единого соблазнительного епископа не рушилось самое существо епископства . Вот параллель, достойная размышления и примера.