Р. И. Шендерова Знаменитый универсант Виктор Николаевич СОРОКА-РОСИНСКИЙ Страницы жизни

Наша газета произвела настоящий фурор. На каждой перемене и по окончании уроков целую неделю газету буквально облепляли читатели - учителя и ученицы пятых-седьмых классов. И так - каждый выпуск, каждый пятый понедельник всего учебного года. Менялись авторы («никаких монополий!» - Виктор Николаевич), события, острота стиля, стихотворные и прозаические строчки (у каждой свой талант), но тон нашей газеты был задан раз и навсегда. Не менялась редколлегия («работала добросовестно, с огоньком» - Виктор Николаевич). Заметки писали даже самые слабые из «ведомых». Их редактировали члены редколлегии, а если задача оказывалась «не по зубам» (Виктор Николаевич), призывались «ведущие». Получалось «очень прилично» (Виктор Николаевич). А «ведомые» видели в газете свои фотографии, читали свои заметки, свои имена и фамилии. Никто не был обойден, задвинут в угол.

В это же время мы начали издавать рукописный журнал «Проба пера». Здесь полностью помещались лучшие сочинения, стихи, рассказы, рецензии на увиденный кинофильм, спектакль, впечатления о походе-поездке по городу или за город, о прочитанной и до глубины души взволновавшей книге. Каждая статья сопровождалась фото автора и одной-двумя небольшими картинками из газет, старых журналов, открыток, иллюстрировавшими текст.

Элла Эппель не только великолепно декламировала стихи. Она и сама их писала. В одном стихотворении был изображен наш класс. В характере каждой девочки Элла подметила что-то особое, индиви дуальное. Вот крохотный отрывок, который я помню до сих пор: ...Горячо стихи читает Курицына - кипяток! Всех волнует, разжигает... Всех упрямей Умбденшток!..

Были там наши планы на будущее, рассуждения о выборе профессии, об общественной жизни.

Серьезная, начитанная, рассудительная, худенькая, маленькая, в очках с толстыми стеклами, Ирочка Дурнопейко буквально огорошила нас своей мечтой. Ира написала, что хочет быть шпионом. Не разведчиком, не контрразведчиком, именно шпионом. Эта профессия казалась Ире самой яркой, самой привлекательной. Училась Ира все больше на тройки, четверки и пятерки бывали редко. Но какая мечта! А я, рассуждая о своем будущем, видела себя историком, и не просто историком - профессором. Вот так и написала: хотела открыть свою Трою, прославиться, получить признание.

В журнале «Проба пера» жили наши души, воспитанные Виктором Николаевичем.

...Думаю, пришла пора рассказать об отношении педагогического коллектива к Сорока-Росинскому. Абсолютное большинство коллег откровенно ненавидело его за яркость, необычность, за собственную «методу» обучения, за блистательные результаты этой «методы», за любовь и уважение, которые к нему испытывал наш класс буквально с первых дней совместной работы. По-настоящему Виктора Николаевича поддерживала только Ольга Родионовна Струговщикова, преподававшая нам историю древнего мира и навсегда пленившая меня и историей, и древним миром. Ольга Родионовна была завучем начальных и средних классов, лицом официальным. Она рассказала нам, что Виктор Николаевич - необычный учитель, о нем и его школе двадцатых годов написана книга «Республика ШКИД» (в те дни запрещенная и изъятая из всех библиотек. Достать и прочесть эту книгу было невозможно).

Кое-кто из учителей (Валентина Васильевна Бабенко, Игорь Александрович Родионов - оба математики) тайно симпатизировали Виктору Николаевичу. Но директор школы Анна Ивановна Тимофеева, учительница истории Мария Федоровна Шпакова (Марфа, как мы ее называли) и кое-кто еще готовы были со света сжить нашего учителя.

Я уже упоминала, что мы - пятиклассницы - встретили Виктора Николаевича после его продолжительной болезни восторженными аплодисментами. Вскоре кому-то из нас удалось узнать, что 26 ноября - день его рождения. Мы решили сделать ему подарок. Собрали какие-то деньги - попросили у родителей, сэкономили на завтраках и других личных нуждах - и купили красивый фотоальбом в черном бархатном переплете. Арина Леонтьева своим идеальным почерком сделала дарственную надпись. 26 ноября я от лица всего класса поднесла на уроке подарок и сказала несколько хороших складных слов. Виктор Николаевич был искренне тронут и тепло благодарил нас.

Конечно, об этом узнали в учительской. Марфа вскоре остановила меня на перемене и спросила: «Шендерова (Марфа не признавала имен, только фамилии), правда ли, что ваш класс так поздравил Сорока-Росинского? Кто вас научил?» Я ответила, что нас никто не учил, что мы сами решили так поздравить Виктора Николаевича. «Ну, что ж, - сказала Марфа, - в следующий раз подарите вашему Сорока-Росинскому хоть шляпу с пером». Я, глубоко изумленная, молча смотрела на учительницу.

Несмотря на явное неодобрение учителей, и в следующие годы наш класс делал подарки в день рождения любимому учителю и классному руководителю. Мы очень старались, деньги копили заранее; подарки были красивые и нужные - вместительный портфель, тонкий стакан в ажурном подстаканнике. И Виктор Николаевич, и наш класс были одинаково счастливы. Учителя негодовали молча. Противостояние между нашим наставником и педагогическим коллективом было постоянным. Мы часто слышали: «Ох уж этот ваш Сорока-Росинский!» Сам учитель ничего нам не рассказывал - «не той марки» был человек.

Открыто никто из педагогов школы не выступал против методов Виктора Николаевича. А мелкие, хоть и болезненные укусы - что с ними поделаешь? Позже я услышала от своего учителя, что в его жизни были противостояния посильнее этого. Его могущественнейшим оппонентом выступила сама Н. К. Крупская. Но об этом - в свое время.

...Виктор Николаевич многое поручал мне самой. Праздновали какой-то юбилей Маяковского. Нужно было что-то «дать». Виктор Николаевич обещал «дать», но отозвал меня и сказал, что на торжестве его не будет, а я должна составить композицию по стихам А. С. Пушкина и придумать «мостик», связывающий судьбы и творчество этих поэтов. Ведь, по словам Маяковского, «после смерти нам стоять почти что рядом - Вы на "Пэ", а я на "Эм"». Я все продумала. Отобрала подходящие стихи Александра Сергеевича, каждое стихотворение поручила той однокласснице, что особенно хорошо его читала, себе назначила «Памятник». Продумала и придумала вводную прозаическую часть. Ничего не записывала, все держала «в уме». В назначенный час наш класс (пожалуй, уже седьмой) выступил отлично. Моя прозаическая часть, «мостик», произвела особое впечатление. Зрители бурно аплодировали. По окончании торжества Марфа и директриса буквально допрашивали меня, чтобы добиться признания, сколько времени я разучивала этот замечательный текст, составленный, по их твердому убеждению, Сорока-Росинским. Когда я сказала, что текст придумала сама, вовсе его не записывала, а Виктор Николаевич ничего не слышал из моих речей, они мне абсолютно не поверили.