My First Job in America

- Ну, теперь понятно, - сказа Володя, дослушав мой рассказ. – Он тебя берёт на работу.

- Не может быть! – прошептал я, не веря своему счастью. – Ты уверен?

- Уверен ли я? – В Володином голосе зазвучал сарказм. – Представь себе – да, я уверен! Ты думаешь, я не знаю английского?

Моему ликованию не было предела. Наконец-то! Настоящая работа! Я набрал номер телефона, который уже знал наизусть.

- Мистер Гольдберг, это опять я, - сказал я, переводя дыхание. – Помните, я вам вчера звонил и вы мне сказали go fuck yourself? Помните?

- Ну что ж, значит я так и сказал, - признался мистер Гольдберг.

- Когда мне начинать?

Наступила пауза. Видимо, никогда в жизни мистеру Гольдбергу не задавали такого вопроса. Он немного помедлил, и сказал устало:

- You go fuck yourself right away!

И повесил трубку.

На следующее утро я надел мой самый лучший и единственный костюм, повязал мой самый лучший и единственны галстук, и без четверти восемь предстал перед мистером Гольдбергом в его кабинете. Когда он увидел меня, у него появилось такое выражение, как будто он только что вынул из супа волос. При этом с его лицом случилось что-то странное: сначала оно порозовело, потом побелео, а потом пошло неровными синюшными пятнами. Он хрипло спросил:

- Что вы тут делаете?

- Я пришёл, чтобы fuck myself, - ответил я, гордясь своим знанием изысканных английских идиом.

- Чтобы... что?

- Fuck myself, как вы просили, - повторил я. – Вы не беспокойтесь, мистер Гольдберг. Я знаю, как это делать. Я буду это делать хорошо.

Постепенно до мистера Гольдберга начала доходить суть происходящего. Лицо его снова порозовело, несколько секунд он, как рыба, открытым ртом хватал воздух, а потом разразился истерическим, громоподобным хохотом. Он ржал, как целое стадо жеребцов и не мог успокоиться минут десять. За дверью офиса стали собираться встревоженные сотрудники. Пришла секретарша со стаканом воды, но мистер Гольдберг жестом отправил её обратно. В конце-концов, он перевёл дух, вытер слёзы и сказал:

- Я не смеялся так уже восемь лет, с тех пор, как мой конкурент проиграл мне большой городской заказ и умер от инфаркта. Ты заслужил награду. Я беру тебя на работу на две недели. Я буду платить тебе два двадцать пять в час, потому что по закону не могу платить меньше. Но ты должен вкалывать на совесть, иначе эти две недели окажутся очень короткими. Так что давай... go fuck yourself.

Тут на него опять напал приступ хохота, и он знаком велел мне убираться.

Так началась моя первая работа в Америке, в маленькой мастерской по изготовлению металлоконструкций. Первые два дня я изучал новые для меня американские чертёжные инструменты и правила, а в последующие три дня первой недели произвёл на свет и положил на стол мистеру Голдбергу пять чертежей. Это было примерно столько, сколько производили оба чертёжника в этой мастерской за целую неделю. В конце-концов, я был инженером с пятнадцатилетним стажем, а советские инженеры в моё время чертили сами. К концу второй недели мистер Голдберг вызвал меня к себе, закрыл дверь кабинета и предложил мне постоянную работу с окладом четыре пятьдесят в час. Как только я принял его предложение, он уволил своих двух чертёжников, китайца и мексиканца, которые работали у него много лет.

- Это капитализм, Алекс, - сказал он мне. – Мы здесь собрались не дурака валять.

По-английски это звучало так:

- We don’t fuck around here, you know. We fuck ourselves. – И он разразился хохотом...

Много, много лет прошло с той поры. Я сделал успешную профессиональную карьеру. Я достиг уровня высшего руководства, по-английски говоря senior management, в солидной инженерной фирме в Нью-Йорке. Моё имя хорошо известно в профессиональных кругах в моей области. Но никогда в течение моей многолетней карьеры в Штатах я не получал такую гигантскую, стопроцентную прибавку к зарплате, какую дал мне мистер Голдберг без малого тридцать лет назад. Вот так: что ни говори, а иногда лучше не понимать изысканные английские идиомы.