Бернард Шоу - Джордж Бернард Шоу. Афоризмы

1856, 26 июля. Рождение Бернарда Шоу. «Я не могу вспомнить время, когда печатная страница была бы мне непонятна, и могу лишь предположить, что я уже родился грамотным».

1876. Шоу переезжает из Дублина в Лондон. «Англия захватила Ирландию. Что было делать мне? Покорить Англию».

1884. Шоу и его друзья-социалисты основывают Фабианское общество.

1888. Шоу получает известность в качестве музыкального критика газеты «Стар». «В конце концов наша газета – и не без моей помощи – благополучно скончалась. Однако я, подобно убийце, прячущему окровавленный нож, и по сей день храню в укромном месте свидетельства совершенных мною на ее страницах литературных преступлений».

1894. После премьеры пьесы Шоу «Оружие и человек», прошедшей с большим успехом, автор вышел на поклоны. Из зала кто-то выкрикнул: «Идиот!» «Совершенно с вами согласен, – ответил Шоу, – но что можем сделать мы двое против этой толпы?»

1897. Постановка в Нью-Йорке пьесы «Ученик дьявола».

1898. Женитьба на Шарлотте Пейн-Таунзенд.

1913. Постановка «Пигмалиона» в Вене (и через год – в Лондоне, с Патрик Кэмпбелл в главной роли).

1923. Пьеса Шоу «Святая Иоанна» имела большой успех, особенно в католических странах. Шоу спросили, не обратился ли он в католичество. «В лоне римско-католической церкви для двух пап места не найдется» , – ответил он.

1925. Шоу получает Нобелевскую премию – «наверно, в знак благодарности за то чувство облегчения, которое испытал мир в этом году, когда я ничего не напечатал».

1950, 2 ноября. Смерть Бернарда Шоу.

«Я знал, что, если проживу достаточно долго, что-то в этом роде должно было случиться». (Эпитафия, которую Шоу написал для себя.)

Я типичный ирландец; моя семья происходит из Хэмпшира в Англии, а мой самый древний предок, поселившийся в Ирландии в 1689 году, был по рождению шотландцем.

В детстве я размышлял о литературе не больше, чем утка о плавании.

Слишком слабый, чтобы работать, я писал книги и пьесы.

То, что сейчас я свободный художник, вовсе не означает, что я никогда не пытался заработать на жизнь честным трудом.

Я являю собой прискорбный пример того, что запойный труженик ничем не лучше, чем запойный пьяница. Я ничего на свете так не боюсь, как выходных дней.

Я не пью, не курю, и, когда обстоятельства вынуждают меня к безделью, впору хоть в жулики определяться со скуки.

Я полностью доступен для соображений самых ничтожных финансовых выгод, если только могу их добиться, не утратив позы совершенной неподкупности.

До двадцати девяти лет я расхаживал в древнем темно-зеленом пальто. Потом устроился на работу и купил новый костюм. Немедленно меня пригласила к себе на чашку чая одна дама, бросилась мне на шею и заявила, что она меня обожает. С тех пор всякий раз, когда я остаюсь наедине с женщиной, она неизбежно бросается мне на шею и говорит, что она меня обожает.

Удивительно, как мало пользы в мозгах! У меня вот прекрасные, высококачественные мозги, но с их помощью я узнал куда меньше, чем с помощью первой же глупой женщины, которая вздумала в меня влюбиться.

Вы – женщина-вампир, я – Ваша жертва; между тем я сосу Вашу кровь и жирею.

(В письме Стелле Патрик Кэмпбелл.)

Будучи мужчиной, я разделяю глупость и вульгарность мужского отношения к сексу, что весьма удивляет женщин, для которых секс дело серьезное.

Из двух доль: женской доли постоянного материнства и мужской – вечного детства – я, мне кажется, предпочитаю мужскую.

Я часто цитирую себя. Это придает остроту моему разговору.

Со мной не случалось никаких событий, наоборот, я сам бывал событием.

Я стал вольнодумцем прежде, чем научился думать.

Без малого двадцать лет я держу себя в жестокой узде и благодаря постепенному затуханию природных способностей стал наконец настолько серой личностью, что соотечественники почтили меня званием серьезного человека.

Всегда надо преувеличить вашу идею до такой степени, чтобы заставить людей подскочить и прислушаться, а также напугать их так, чтобы они начали действовать. Я всегда сознательно поступаю так.

Как и все люди на свете, я одновременно исполняю несколько ролей, и все они для меня характерны.

Если бы я не славил свой интеллект, чем бы я занимался после семидесяти?

Мои читатели постоянно сетуют – в частных письмах и публично, – что я разрешил для них еще не все мировые проблемы.

Знаменитый Джи-Би-Эс не более реален, чем страус из пантомимы. Но я всегда играл в честную игру, никогда не притворяясь, что Джи-Би-Эс реален; я многократно разбирал его на части перед публикой, чтобы продемонстрировать свой фокус.

Поскольку из-за одной неверно взятой ноты в Девятой симфонии Бетховена я расстраивался больше, чем герцогиня, потерявшая бриллиантовое ожерелье, я никогда не задумывался над тем, что, влюбись я в эту герцогиню, мне пришлось бы покупать утренний костюм, без которого она не подпустила бы меня на пушечный выстрел.

Я совершенно не отдавал себе отчета в том, что ради роскошной жизни мне понадобилось бы пролить целое море крови. Вот именно по этому принципу и живет сословная аристократия. В этом и заключается секрет наших правящих классов. И в этом проявляется их исконное здравомыслие.

В пьесе мистера Барри «Великолепный Криктон» дворецкий выведен достойным человеком, а его хозяин, граф, – титулованным мошенником, и это не фантазия, а реальность, причем реальность в каком-то смысле объяснимая, ведь англичане очень тщательно отбирают дворецких, а баронов чтут всех подряд, лишь бы кровь была голубой.

Настоящие герцогини очень часто не умеют себя держать; они так глупы, что воображают, будто к людям их положения хорошие манеры приходят сами собой, и поэтому не хотят им учиться. Когда что-нибудь делается не просто хорошо, а превосходно, в этом всегда чувствуется профессионализм.

Идея наследственного «правящего класса» так же нелепа, как идея наследственного хулиганства.

Звания и титулы придуманы для тех, чьи заслуги перед страной бесспорны, но народу этой страны неизвестны.