Константин Душенко - Мысли, афоризмы и шутки знаменитых мужчин

Счастье следует просить у бога, мудрость — приобретать самому.

Никто не стар настолько, чтобы не рассчитывать прожить еще год.

Отсутствием того, чего не желаешь, не тяготишься.

Кто остался доволен, забывает, кто обижен, помнит.

Каждому человеку свойственно заблуждаться, упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу.

Старушки часто не едят по два-три дня — а отними на один день еду у атлета, и он с криком восплачется к Юпитеру Олимпийскому, которому служит, что он так больше не может. Велика сила привычки!

Наш народ, защищая своих союзников, покорил весь мир.

Никогда еще не было поэта, который ставил бы другого поэта выше себя.

Удивительно, как это жрецы-прорицатели, взглянув друг на друга, могут еще удерживаться от смеха.

Чего сами не знают, тому учат других.

Ни разу я не слыхал, чтобы кто-либо от старости позабыл, где закопал клад.

Цицерон после развода с женой ответил решительным отказом на уговоры жениться еще раз, заявив, что он не в состоянии равно заботиться и о жене и о философии.

Цицерон, увидя, что его зять Лентул, человек маленького роста, опоясан длинным мечом, сказал: «Кто привязал моего зятя к мечу?»

Однажды, когда Цицерон ужинал у Дамасиппа, тот, угощая его посредственным вином, сказал: «Выпей этого фалернского, ему сорок лет». «Право, — сказал Цицерон, — оно не по летам молодо».

Марку Антонию Цицерон не враг, а угрызение совести.

Ничтожнейший человек, стоящий то на той, то на другой стороне, не сохраняющий верности никому, наемный защитник в суде, человек, у которого нет ни одной неоскверненной части тела: язык лживый, руки загребущие, глотка бездонная, ноги беглеца.

Цицерон в погоне за остротами нередко впадал в шутовство.

Марк Цицерон ни в счастье не был спокоен, ни в несчастье — терпелив.

Журналист в самом худшем смысле слова.

Помните ли, что было с вами в первый год вашей жизни? — Не помню, говорите вы. — Ну что же мудреного, что вы не помните, что было с вами прежде вашего рождения?

Есть умы столь лживые, что даже истина, высказанная ими, становится ложью.

Горе народу, если рабство не смогло его унизить, такой народ создан, чтобы быть рабом.

Говорят про Россию, что она не принадлежит ни к Европе, ни к Азии, что это особый мир. Пусть будет так. Но надо еще доказать, что человечество, помимо двух своих сторон, определяемых словами — Запад и Восток, обладает еще третьей стороной.

Надеяться на Бога есть единственный способ в него верить, и потому кто не молится, тот не верит.

Христианское бессмертие — это жизнь без смерти, совсем не так, как думают, жизнь после смерти.

С тех пор, как я начал писать, я поставил себе задачей быть в своем деле тем, чем были в этом деле величайшие музыкальные мастера: Моцарт, Бетховен, Шуберт, т. е. не то, чтобы быть столь же великими, как они, а быть так же как они сочинителями на манер сапожников , а не на манер бар , каковым был у нас Глинка, гения коего, впрочем, я и не думаю отрицать. Моцарт, Бетховен, Шуберт, Мендельсон, Шуман сочиняли свои бессмертные творения совершенно так, как сапожник шьет свои сапоги, т.е. изо дня в день и, по большей части, по заказу . В результате выходило нечто колоссальное. Будь Глинка сапожник, а не барин, у него вместо двух (правда, превосходных) опер было бы их написано пятнадцать, да в придачу к ним штук десять чудных симфоний.

Что касается знакомства с знаменитыми людьми, то я по опыту додумался до следующей истины: их книги, их ноты — гораздо интереснее их самих.

Сыграл чуть ли не всего «Евгения Онегина»! Автор был и единственным слушателем. Слушатель до слез восхищался автором и наговорил автору тысячу любезностей.

Вдохновение — это такая гостья, которая не любит посещать ленивых.

Я имею репутацию скромного. Моя скромность есть не что иное, как скрытое, но большое, очень большое самолюбие. Между всеми живущими музыкантами нет ни одного, перед которым я добровольно могу склонить голову.

Чайковский отчасти обладает склонностью своего соотечественника Рубинштейна извлекать слишком многое из дешевого, второсортного музыкального материала.

Чайковский обладал подлинно байроновской силой в умении быть трагичным, торжественным и романтичным на ровном месте. Подобно Чайльд-Гарольду, который в рядовой момент своей жизни умудряется быть более трагичным, чем рядовой англичанин, который готовится к казни, Чайковский мог ввести роковую дробь барабанов или заставить тромбоны издавать похоронный глас судьбы без всякого повода.

Чайковский был самым большим талантом в России и — за исключением Мусоргского — самым правдивым. Его главными достоинствами я считал изящество (в балетах: я считаю Чайковского в первую очередь балетным композитором) и чувство юмора.

В мое время в Петербурге ходил анекдот: студента спрашивают — сколько симфоний написал Чайковский; студент отвечает: «Три — Четвертую, Пятую и Шестую».

Голливуд — это место, где вам всадят нож в спину, а потом арестуют за незаконное ношение оружия.

Если бы мои книги были немного хуже, меня бы не пригласили в Голливуд; а если бы они были немного лучше, мне не пришлось бы ехать туда.

Библия учит нас, как не надо писать для кино.

Директор — такой же человек, как и все остальные, только он об этом не знает.

Улицы всех городов на свете вымощены брошенными женами.

— А он убил ее?

— Да, у него был прекрасный мотив — он любил ее.

Я думаю, дьявол — и тот огорчился бы, если бы его фотокарточка выдала его безобразие и ту низкую роль, которую он играет во вселенной.

Если женщина не сдается, она побеждает, если сдается, диктует условия победителю.