Федор Гиренок - Метафизика пата

Федоров, как киник, вываливается из культуры. Он вне культуры и поэтому человек для него есть не что иное, как щель в культуре, через которую сквозит. Для того чтобы не просквозило, нужна бытовая свобода.

Если человек есть сумма нолей, то свободнее свободного тот, кто свободен в быту.

Бытовая свобода – это не плевки на пол, а приближение к естественности.

Естественным человек не рождается, а становится бытованием быта. Быт – испытание свободы, самоопределение подлинности в эру поддельного, т. е. «сокровище смиренных».

А это уже банальность.

Банальны англичане. Например, Мур, который понял, что у него две ноги и две руки и что он стоит в комнате, а у комнаты есть потолок и пол. И это несомненно, хотя и банально.

Самая знаменитая фраза современности проста: как у всех. Быть как все, не выделяться среди выделившихся. Оригиналы не просты в своей избранности. Просты порожние, пустые внутри. Чем проще, тем ближе к природе и народу, тем демократичнее. Опроститься – значит стать пустым. Возвышенное опрощение не наивно. В нем нет радости пантеистического сближения с природой. Опрощение – пресыщенность сытых. Каждый сытый имеет право на банальность б-анального.

Иванушка-дурачок поступил в университет и прочитал сказку про себя,

1. Бердяев H.A. Теософия и антропософия в России. М, 1991.

2. Бердяев Н. А. Учение о перевоплощении и проблема человека. – Сб.

Переселение душ. Paris, 1936. – С. 65-82.

3. Бердяев Н. А. Новое средневековье. М., 1991. – 34 с.

4. Булгаков С. Христианство и штейнерианство. – Сб. Переселение душ.

Paris, 1936. – С. 33-65.

5. Вышеславцев Б. Бессмертие, перевоплощение и воскресение. – Сб. Пе- реселение душ. Paris, 1936. – С. 109-135.

6. Гегель. Энциклопедия философских наук. М., 1977. – 410 с.

7. Достоевский Ф. М. Собр. соч. Л., 1974. – Т. 10. – С. 372. 8 Зеньковский В Единство личности и перевоплощение. – Сб. Переселение душ. Paris,

193S. – С. 83-108.

134

9. Соколов Саша. Школа для дураков. Ардис. Анн Арбор, 1976. – С. 227. 10.

Соколов Саша. Тревожная куколка. – Литературная газета. – № 18 от 2.05.1990. И. Флоренский П. А. Философия культа. – День, 1991. – № 28. 12. Флоровский Г. О воскрешении мертвых. – Сб. Переселение душ. Paris,

1936. – С. 135-187.

13. Чухонцев Олег. В кн.: Страницы современной лирики. М., 1983. – 169с. 14. Франк С. Учение о переселении душ. – Сб. Переселение душ. Paris,

1936. – С. 7-33.

15. Трубецкой Е. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке. – Русская мысль. Берлин – Прага, 1923. – № 1-2. – С. 220-261; или Литературная учеба. 1990. – № 2.

Евразийские тропы пата Бродить по евразийским тропам стало делом привычным, но не менее опасным, чем во времена «Исхода к Востоку». Опасен сам евразийский искус, или, как говорил Г.

Флоров-ский, евразийский соблазн (7). Соблазненные, пойдем и мы. Не по следам первых, но как наследники, не туда же, но за ними.

Мало осталось тем, внутри которых не оставили бы свои следы евразийцы. Они, если иметь в виду Л. Карсавина, наследили даже в философии, изменяя семантику ее слов.

Сдвиг от прямого смысла к косвенному составляет тропы, т. е. поворот повернувшего.

Во время одного из таких поворотов Евразия перестала быть матершшм земли и стала новоязыческим символом России, эзотерическим языком ее описания.

Но тропы – это не только смысловой поворот. Тропами ходят и звери. Например, на водопой. Свой путь они пробивают в согласии со стихией земли своим бессознательным. Евразийцы – люди сознания. Они прокладывают свои тропы так, как прокладывают узкоколейки, т. е. с прямизной мысли и без околичностей.

Изворотливость поворота неповернувшего не для колеи Евразии. Колея тропы – это уже что-то немыслимое. Но именно такой колеей стала для евразийцев идея необратимости.

Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Божие. Структурами обратимости в человеке создается и воспроизводится что-то детское, т. е. когда я вижу в мире обратимость, я ребенок. Иным, недетским образом, ее увидеть нельзя.

Ведь мы видим не потому, что что-то есть, а потому, что установили себя в качестве видящих и затем пускаем взгляды, как стрелы, и они попадают в цель.

Нужно быть детьми, чтобы в мире было что-то обратимое. Почему? Потому что юность – это не время, когда еще можно стать взрослым, а состояние вневременности, т. е. исполнения себя под знаком абсолютного. Ведь молодость длится, если она себя видит вечной. Жизнь безразлична ко времени, если она бесконечна, в бесконечности всегда можно вернуться туда, откуда ты ушел. Вернуться и начать все сначала.

Уже Ницше понял, что идея возвращения утеряна современным человеком, что она вне горизонта его сознания. Русский религиозно-философский ренессанс – это последняя попытка вернуться к истокам. Русские философы, как дети. Они думали, что мир обратим, и описывали его в терминах абсолютного сознания. Но эти дети быстро состарились. Евразийство – это старость русской философии. Почему? Потому что философы уже видели, что мир необратим, что случившееся, случившись, накладывает запрет на обратимость неслучившегося. То есть происходит что-то, что уже нельзя.

Нельзя бывшее сделать небывшим. Они знали, что можно сделать вид, как если бы того, что было, не было. Но это знание взрослых. А оно не наивно. Невинность наивных – хорошая почва для цинизма искушенных в искушении наивных.

Евразийцы потеряли невинность и поняли, что факт есть факт, а не нечто большее.

Если это так, то нужно принять и Россию как факт, и революцию, которая своим фактом отменяет этот факт. И эта отмена необратима в том смысле, что она теперь делает для русских интересными не немца или француза, а скифов и гуннов (4).

Новые варвары неотвратимо приближаются. Новоевропейское время закончилось.

Европа агонизирует. Она становится Америкой.

Что Европа становится Америкой, не понял даже Л. Карсавин, т. е. он не понял то, что можно назвать сдвигом субъектности. «Раньше они на нас ездили, теперь мы их сами на себе возить будем». Так определяет содержание этого сдвига один московский постмодернист.

Для того чтобы человек сам загонял себя в угол, который ему указан извне, недостаточно овладеть его сознанием, т. е. словом. Необходимо приручить голос его бессознательного. А что значит овладеть или приручить? Это значит децентрировать волю, т. е. создать ситуацию, в которой я невольно делаю то, чего вольно я не делаю. Во мне растут хотения и желания, а центр этих хотений и желаний вне меня. Значения на видимой стороне, а означающие значения на невидимой. Во мне желания, но желаю-то не я. Вернее, желаю Я, но желаемое мною сконструировано в поле абсолютной разумности. Америка и есть это поле. Она – его символ, т. е. символ социальной машины, производящей новую реальность и мышление, мыслящее эту реальность. Кто может спасти кролика, когда на него смотрит удав? Никто, потому что ему нужно спасти себя от своих желаний. Что бессмысленно.