Виталий Каравашкин - Кто предавал Россию

Полк К. и боярина П.М. Щенятева отвечал за участок от Елабугиных ворот до р. Казанки. Именно он преградил дорогу татарам, пытавшимся прорваться к лесу, спасаясь от уличных боев при штурме русскими ханского двора. К. преследовал их: «…выеде из города и всед на конь и гна по них, и приехав в всех в них, они же его с коня збив и его секоша множество и преидоша по нем замертво многие, но Божиим милосердием последи оздравел». Под воеводой убили коня, его нашли среди груды трупов. «Аз же видех себя обнаженна лежаща, многими ранами учащенна, а живот цел, понеже на мне зброика была праотеческая, зело крепка». К. получил много ран, был вынесен с поля боя двумя верными слугами и двумя царскими воинами.

Возможно, доблесть К. во время Казанского взятия была оценена царем, и его приблизили ко двору. Выздоровевший воевода получил новую должность: в октябре 1553 г. при выходе на Коломну «по вестям» о набеге ногаев он был 1-м воеводой полка левой руки.

В декабре 1553 г. 1-м воеводой сторожевого полка К. отправился на усмирение казанских татарской и луговой стороны, «места воевать, которые где не прямят государю».

В сентябре 1555 г. он вновь был послан в Казань 1-м воеводой для проведения карательных акций против луговой черемисы.

После возвращения с окраины Российского государства в июне 1556 г. К. был удостоен боярского чина. Однако вхождение в состав Боярской думы мало сказалось на его военной карьере. В осенней росписи 1556 г. по полкам на южных рубежах он вновь назван 1-м воеводой полка левой руки. Весной 1557 г. при аналогичной росписи князь выступает в должности 2-го воеводы полка правой руки.

В январском 1558 г. походе на Ливонию К. и П.П. Головин возглавляли уже сторожевой полк. Боевые действия продолжались всю весну и лето. Всего за это время русскими войсками было захвачено около 20 городов.

Весной 1560 г. К., будучи 1-м воеводой большого полка, ходил «из Юрьева войною в немцы». В мае 1560 г. во время большого похода по Ливонии князь являлся 1-м воеводой передового полка.

В автобиографии К. описывает, как он был послан Иваном IV под крепость Феллин: «Введе мя царь в ложницу свою и глагола ми словесами, милосердием разстворенными и зело любовными… к тому со обещаньми многими:… [40] вынужден або тебя, любимаго моего, послати, да охрабрится паки воинство мое, Богу помогающу ти, сего ради иди и послужи мне верне». 30 августа город пал. Воеводы были из-под него «отпущены в войну» на другую территорию Ордена.

В 1562 г. князь «годовал» на Великих Луках. В августе 1562 г. состоялась неудачная для К. битва с литовцами под г. Невелем. В 1563 г. боярин принял участие во взятии Полоцка. Он был третьим воеводой сторожевого полка.

Как видно из послужного списка К., его жизнь прошла в боях и походах, в «дальноконных градех», по его собственному выражению. Он прошел с боями фактически все три главных фронта того времени: казанский, крымский и ливонский. Единственный известный факт участия князя во внутриполитических делах — упоминания о проведении им дворянского смотра в Муроме в 1555–1556 гг.

Вплоть до 1562 г. карьера боярина абсолютно безоблачна. В апреле 1563 г. он был назначен воеводой в Юрьев Ливонский. Этот факт его биографии исследователями оценивается по-разному. Некоторые из них считают, что данное назначение было следствием опалы, при этом проводится аналогия с судьбой крупного политического деятеля 1550-х гг. А.Ф. Адашева, сосланного в 1560 г. в этот же город.

Однако Иван IV в одном из писем К. резонно замечал, что если бы он подверг К. опале, то он «…в таком бы еси в далеком граде нашем (Юрьеве. — Авт.) не был, и утекания было тебе сотворити невозможно, коли бы мы тее в том не верили. И мы, тебе веря, в ту свою вотчину послали…» Являясь юрьевским наместником, К. фактически оказывался наместником всей завоеванной территории Ливонии с достаточно широкими полномочиями (вплоть до права ведения переговоров со Швецией). Назначение на такую должность вряд ли можно расценивать как проявление царской опалы.

В то же время есть свидетельства, что князь чувствовал себя в Юрьеве неуютно. Уже через несколько месяцев после прибытия в город К. писал монахам Псково-Печерского монастыря: «И многажды много челом бью, помолитеся о мне окаянном, понеже паки напасти и беды от Вавилона на нас кипети многи начинают».

Были ли у К. основания для подобных опасений? Видимо, были. Образно выражаясь, у князя, пытающегося изобразить себя безвинно пострадавшим, «рыльце было в пуху». Историки Б.Н. Флорей и Р.Г. Скрынников упоминают документ, свидетельствующий, что уже в январе 1563 г. К. завязал изменнические связи с литовской разведкой. Речь идет о письме Сигизмунда II Раде Великого княжества Литовского от 13 января 1563 г. из Познанского архива. В нем король благодарил руководителя польской разведки витебского воеводу Н.Ю. Радзивилла «за старания в отношении Курбского». В письме говорится также о некоем «начинании» князя-изменника. По справедливому предположению Р.Г. Скрынникова, речь идет о передаче им сведений о передвижении русской армии. Ученый связывает с «утечкой» информации поражение российских войск в битве 25 января 1564 г. под Улой.

В Хронике Ниенштедта приводится свидетельство, что переговоры боярина с неприятелем вызвали подозрение у Грозного. Поводом послужили контакты князя с графом фон Арцем, наместником шведского герцога Иоганна III в Ливонии. Арц обещал К. сдать замок Гельмет, но был арестован своими же за измену. Русское войско под стенами замка встретили огнем. Этот эпизод и послужил для Ивана IV основанием подозревать юрьевского наместника в двойной игре.

В своих письмах Иван Грозный отмечает, что князь изменил «единаго ради малаго слова гневна». В Наказе послам в Литву 1565 г. царь велел говорить: «…учал государю нашему Курбский делати изменные дела, и государь был хотел его наказати, и он, узнав свои изменные дела, и государю нашему изменил». В беседе с литовским послом Ф. Воропаем Грозный клялся «царским словом», что он не собирался казнить боярина, а хотел лишь убавить ему почестей и отобрать у него «места». Позже в своих письмах и в наказах русским дипломатам царь разовьет целую концепцию «измен» Курбского, связав их с внутриполитическими процессами, с боярскими крамолами и деятельностью княжеско-боярской оппозиции. Однако это будет сделано задним числом.

Незадолго до бегства, в начале 1564 г., К. получил из Литвы два письма (от Сигизмунда II и от Н. Радзивилла и Е. Воловича), гарантирующих беглецу поддержку, теплый прием и оплату измены. В «привилее» Сигизмунда на Ковельское имение сказано, что боярин выехал «з волею и ведомотью нашою господарскою… нашим службам в подданство нашо господарское приехал». В завещании К. от 24 апреля 1583 г. говорится, что в 1564 г. ему было обещано за эмиграцию богатое содержание.