Александр Хабаров - Тюрьма и зона

Владимирские тюремные экспонаты, впрочем, как и питерские, доступны далеко не всем. Музей заведение режимное. Исторические архивы, и предметы Владимирского централа хранятся в бывшей тюремной камере, в которую попасть можно лишь через сеть постов. Тюрьмы умеют хранить любые тайны, даже самые безобидные.

"Звонок"

В жизни любого зека наступает момент, когда отсижено уже больше, чем предстоит отсидеть. Это, естественно, половина срока... В зависимости от общего срока зек начинает загодя готовиться к дню "звонка". В советское время большинству освобождающихся просто некуда было податься.

Существовал список населенных пунктов (столицы союзных республик, городагерои, погранзоны, портовые города и т.д. и т.п.), куда бывшему зеку путьдорожка была заказана. Многие прописывались за так называемым "сто первым километром" или маялись по паспортным столам, исполкомам, приемным всяких "Президиумов" в тщетной надежде получить разрешение жить в родном доме с отцом и с матерью. Чем строже режим, тем больше было ограничений на прописку. А если у зека, независимо от режима, вообще не было родных, то жилплощадь его переходила в ведение государства и отдавалась нуждающимся например, молодым специалистам Угро и ОБХСС.

Нынче все по-иному. Ограничения сняты, но затруднений для зека в вольной жизни меньше не стало. Вечно нуждавшиеся в рабсиле заводы стоят, а коммерческие структуры весьма неохотно берут на работу судимых. Если же берут охотно, то это просто подозрительно. Сергей Т., например, отбывал срок (1,5 года) за хулиганство 25 лет назад. А при устройстве на работу в некую фирму скрыл этот ужасный факт своей биографии. Отработал пятницу, а к понедельнику все вскрылось (благодаря бдительному кадровику бывшему комитетчику), и Сергей был с позором изгнан с престижного "поста" водителя персонального "джипа-чероки". А ведь он просто забыл об этой судимости ведь не год назад освободился!

Чем ближе "звонок", тем медленнее сменяются дни. Время замедляет ход. Последний год длится как два предыдущих, а последняя неделя как три месяца...

В ночь перед освобождением зек, уважая кентов и соседей по бараку, заварит несколько банок крепчайшего чифира и просто "купеческого" чайку.

Это проводы. Путевый зек, конечно, выполнит обещания, данные братве:

что-то передаст, кому-то позвонит. Но многого обещать не будет, это дело несерьезное... Когда кто-то, в возбуждении от предстоящего, кричит:

"Братва! Выхожу за ворота и в магазин! Обязательно переброшу чай, сгущенку..." то обязательно кто-нибудь вставит ехидно: "Каски-то надевать?" "Зачем?" "Чтоб банками не убило". Так что не надо давать непосильных обещаний: не исполнишь, помянут недобрым словом, а сядешь еще раз припомнят и предъявят.

Освобождающийся часто идеализирует предстоящую жизнь. Это связано, конечно, с опьянением свободой, вольным воздухом. Многие с трудом вписываются вообще в жизнь, не говоря уже, в частности, о жизни семейной или трудовой. Чем больше срок, тем труднее адаптация. "Модель общества" (тюрьма и зона), в которой сколько-то лет существовал зек, растягивается в пространстве до размеров Общества в натуре. В зоне зек мог дотянуться до врага заточкой в Обществе враг строит свои козни на огромном расстоянии. "Петухи" свободно гуляют по улицам, хватают за рукава прохожих, слово "козел" в повсеместном обиходе. Все посылают друг друга на... и поминают нехорошим словом мать. Как жить в таком мире, где смещены все понятия, сняты запреты и пахнет беспределом? Многие попадают в безвыходное положение, оставляя, на выбор, два пути: назад, в тюрьму и зону или к братве, "блюдущей принципы". Но и второй путь ведет в конце концов туда же.

Но не будем, подобно конвою, "нагонять жуть" на читателя. Кто был там, тот этой жути не боится, а кто не был - пусть лучше вспомнит страницы повеселее...

Нынче во многих зонах всех режимов, в тюрьмах строятся и восстанавливаются храмы в основном силами самих заключенных. Одним из первых тюремных священников (Бутырская тюрьма) был протоиерей Глеб (Каледа), ветеран войны, награжденный шестнадцатью орденами и медалями, а также известный в прошлом ученый, профессор геологии. По словам А. Дворкина, "отца Глеба любили все: и охрана и заключенные. Нужно было видеть, как ждали обитатели камер его визита, как трепетно и с каким уважением относились к нему и как упрашивали его побыть с ними еще немножко". С 1991го по 1994 год длился пастырский путь отца Глеба в Бутырской тюрьме. Он скончался 1 ноября 1994 года после тяжелой болезни. На отпевание собралась вся церковная Москва, друзьягеологи, бывшие зеки и работники тюрьмы.

Кто еще, кроме Церкви, может сказать слова утешения приговоренному к смерти, кто может примирить преступника с со всем миром сразу и благословить его последний путь, выслушав слова покаяния? Два разбойника были распяты слева и справа от Господа Христа. Проклинавший его слева стал обитателем ада; уверовавший справа первым из людей вошел в рай вместе с самим Христом. Быть справа или слева вот проблема выбора для любого из современных разбойников и мытарей, богатых юношей и блудниц, и тем более для тех, кто уже находился в земном заточении, искупая вину перед земным законом.

Зеки строят храмы. Один из них запечатлен на фото; умилительная архитектура, фонтан с ангелочками; комуто покажется чуть ли не пошлым, а на самом деле пронизано искренней любовью и священным почтением к тому, что выше лагерных вышек, штрафных изоляторов, картежных разборок и каторжного труда.

Любимая татуировка 90% российских зеков крест. Он накалывается на груди, на цепях и без цепей, на пальцы и запястья; он присутствует на символических соборах, украшающих спины бывалых "босяков". Скорее всего, крест как татуировка появился с началом безбожной пропаганды в 20-х годах нынешнего века, когда ретивые коммуночекисты трактовали "крест натуральный (на цепочке или тесьме)" как контрреволюционную пропаганду и срывали его с православных (пусть даже и преступивших закон!) иногда и вместе с головой. Наколотый крест сорвать было нельзя, но и ответ за него, видимо, приходилось держать жестокий... Поэтому и стал он символом первой отрицаловки жиганов, уркаганов, босяков, воров в законе.

По рассказам старых лагерников в сталинские времена почти без исключения было достойным поведение "религиозников" (так называл священнослужителей В. Шаламов). А их сидело без счета. Выпускать стали лишь в годы войны...

Все равны перед Богом. Абсолютное неравенство надсмотрщика и заключенного вне храма; в храме стоят и пупкари и зеки перед одним иереем, одним Крестом, стоят перед Единым Богом, пришедшим в этот мир, как мы знаем, не ради праведников, а ради грешников.