Автор неизвестен - Одно предложение: афоризмы, поговорки, определения

Когда книга сталкивается с головою — и при этом раздается глухой пустой звук, разве всегда виновата книга?

Поистине многие люди читают только для того, чтобы иметь право не думать.

Если история какого-либо короля не подвергалась сожжению, я не желаю ее читать!

Подумать только, учиться живым чувствам, живым мыслям у мертвой материи — у тряпья и типографской краски!

Я начал [читать] ее, с большим удовольствием прочел страниц 30 и тогда вдруг понял, что в этом духе автор может продолжать до бесконечности и нет той силы, которая ему помешала бы.

Такая уж была у него привычка, что с книгой он спал гораздо лучше, чем без нее.

Абсолютная честность в изложении помогает максимальной ясности.

Никогда еще я не закончил ни одной работы, не испытав чувства неудовлетворенности тем, как я ее отредактировал или принятым мною планом.

Я могу подождать читателя сто лет, если господь ждал зрителя пять тысяч.

…ум мой порождает столько беспорядочно громоздящихся друг на друга, ничем не связанных химер и фантастических чудовищ, что, желая рассмотреть на досуге, насколько они причудливы и нелепы, я начал переносить их на бумагу, надеясь, что со временем, быть может, он сам себя устыдиться.

Сила пера несравненно сильнее, нежели думают люди, не имевшие случая удостоверится в том на опыте.

Прошедшего не существует, пока будут существовать книги.

Стремление излагать материал очень продуманно поглощает все силы ума и отвращает от ходячих выражений.

Если бы из книг Хрисиппа изъять все, что он повыписал из других, у него остались бы одни пустые страницы.

Писал он обычно напряженно и остроумно, с такой краткостью, что мыслей было больше, чем слов.

Книга жизнеспособна лишь в том случае, если дух ее устремлен в будущее.

Книга которая не стоит того, чтобы читать ее дважды, не стоит и того, чтобы читать ее один раз.

Люди перестают мыслить, когда перестают читать.

Произведение, которое читают, имеет настоящее; произведение, которое перечитывают, имеет будущее.

Несомненный признак всякой хорошей книги — если она нравится тем больше, чем человек становится старше.

Вовремя прочитанная книга — огромная удача. Она способна изменить жизнь, как не изменит ее лучший друг или наставник.

Если в книге восемьдесят процентов правды, значит она на сто процентов лжива.

Различие между ядами вещественными и умственными в том, что большинство ядов вещественных противны на вкус, яды же умственные в виде дурных книг, к несчастью, часто привлекательны.

Много книг составлять — конца не будет, а много читать утомительно для плоти. Соломон Нет человека, который, прочитав прозаическое произведение, не подумал бы: «Постараюсь — напишу и получше».

Те, кто составляет сборники стихов или острот, в большинстве своем подобны людям, которые угощаются вишнями или устрицами: сперва они выбирают лучшие, потом поглощают уже все подряд.

Почему тебе книжек своих не дарю я? Чтобы своих собственных ты мне никогда не дарил.

Хочешь, чтобы хвалили твои сочинения? Умри! Со смерти человека начинается людская благосклонность, и конец жизни — начало славы.

Если афоризм нуждается в пояснениях, значит он неудачен.

Вслед за автором мудрого речения идет тот, кто впервые его процитировал.

Когда мне хочется прочесть роман, я сам пишу его.

Бывают авторы такие же антипатичные, как люди. Когда вы их читаете, они не нравятся вам так, как будто вы их видите.

Публика — это грязь, которую месят и из которой лепят себе читателей.

Быть может, некоторые честные люди и не любят правды в литературе, но можно с уверенностью сказать, что все нечестные люди ее ненавидят.

Дураки и безумцы — вот два разряда поклонников, которых писатель имеет при жизни.

Великие авторы афоризмов читаются так, будто все они хорошо знали друг друга.

Мы не врачи, мы — боль.

Мы не в изгнании, мы — в послании.

Задержаться в литературе удается немногим, но остаться — почти никому. [33] По наблюдениям социологов, через 10 лет в литературном обиходе задерживается не более 1 % книг — Д.Д.

Поистине это душеспасительная епитимья — размышлять об огромном количестве книг, вышедших в свет, о сладостных надеждах, которые возлагают на них авторы, и о судьбе, ожидающей эти книги. Много ли шансов отдельной книге пробить себе дорогу в этой сутолоке? А если ей даже сужден успех, то ведь ненадолго. Один бог знает, какое страдание перенес автор, какой горький опыт остался у него за плечами, какие сердечные боли терзали его, и все лишь для того, чтобы его книга часок другой поразвлекла случайного читателя или помогла ему разогнать дорожную скуку. А ведь, если судить по рецензиям, многие из этих книг превосходно написаны, авторами вложено в них немало мыслей, а некоторые — плод неустанного труда целой жизни. Из всего этого я делаю вывод, что удовлетворения писатель должен искать только в самой работе и в освобождении от груза своих мыслей, оставаясь равнодушным ко всему привходящему — к хуле и хвале, к успеху и провалу.

Писатель скорее призван знать, чем судить.

Плохи, согласен, стихи; но кто их читать заставляет?

Поделом же Гомеру сему с состязаний изгнану быть и пороту!

Я в юности тоже очень огорчался, что работа моя несовершенна. Сравнивал собственные первые шаги с последними шагами других и, естественно, страдал, наблюдая печальную разницу.

…писать должно либо о том, что ты знаешь очень хорошо, либо о том, что не знает никто.