Генрих Гейне - Мысли и афоризмы

Христианство возникает как утешение: те, кто в сей жизни насладился обильным счастьем, в будущей поплатятся за него несварением желудка; тех же, кто слишком мало ел, ждет впоследствии превосходнейший пиршественный стол; и ангелы будут поглаживать синяки от земных побоев. Те, кто здесь, на земле, пил чашу радости, расплатятся там, наверху, похмельем.

Никогда монарх не находился в положении более жалком, чем то, в котором король прусский очутился после битвы при Йене. Но он находил утешение в христианстве, которое и вправду является лучшей религией после проигранной битвы.

Я пришел к убеждению, что здоровому и больному нужны совершенно различные религии. Для здорового христианство бесполезно; но для больного, уверяю вас, это очень хорошая религия.

Я снова верю в личного Бога! Не считайте это преступлением с моей стороны. Признает же пришибленный бедствиями немецкий народ короля прусского, почему же я не могу признать личного Бога? Друг мой, выслушайте великую истину: там, где кончается здоровье, там, где кончаются деньги, там, где кончается здравый человеческий рассудок, – там повсюду начинается христианство.

Чтобы тебя любили как следует, всем сердцем, нужно самому страдать. Сострадание – высшее освящение любви, может быть – сама любовь. Из всех богов, когда-либо живших, Христос поэтому и любим больше всех других. Особенно женщинами...

Право же, если бы Христос не был богом, я бы избрал его на этот пост и гораздо охотнее повиновался бы ему, чем навязанному извне, самодержавному богу, повиновался бы ему, выборному богу, богу, мною избранному.

Какая великая драма – страсти Христовы! Ее нельзя было избегнуть. Так же, как и чудеса, страсти послужили рекламой... Если теперь явится Спаситель, то ему, чтобы с успехом обнародовать свое учение, уже не нужно будет подвергаться распятию... Он преспокойно напечатает его и объявит о книжке во «Всеобщей газете», заплатив по шесть крейцеров за строку объявления.

Мосье Колумб, откройте нам еще один Новый Свет!

Мадемуазель Таис, сожгите нам еще один Персеполь!

Мосье Иисус Христос, устройте так, чтобы вас еще раз распяли!

Немецкие цензоры................................

.................................................................

.................................................................

.................................................................

.................................................................

.........................................болваны..........

..................................................................

..................................................................

..................................................................

..................................................................

..................................................................

..................................................................

..................................................................

......................................

Среди живущих в Париже маленьких пророков мало немцев – большинство едет во Францию, чтобы показать, что они не пророки даже на чужбине.

Миссия немцев в Париже – уберечь меня от тоски по родине.

Точно в кукольном театре теней, проходят здесь передо мною проезжие немцы, и ни один не превращается в живую плоть.

Немцы за границей не становятся лучше, так же, как немецкое пиво.

Мой дух чувствует себя во Франции изгнанником, сосланным в чужой язык.

Я – немецкая птица, привыкшая строить свое жилище из разнообразного и простейшего материала, а теперь я вью себе гнездо в локонах Вольтерова парика.

С 1831 года до самой смерти Гейне жил во Франции, оставаясь немецким подданным. «Я отказался натурализоваться из боязни, что стану тогда, чего доброго, меньше любить Францию, как становишься холоднее к любовнице, законно сочетавшись с нею в мэрии. Я буду и дальше жить с Францией в незаконном браке».

Серьезность проявляется с тем большей силой, если ей предшествует шутка.

Смех имеет эпидемический характер, так же как и зевота.

Только решетка отделяет юмор от дома умалишенных.

Чем крупнее человек, тем легче попадают в него стрелы насмешек. В карликов попадать гораздо труднее.

С тех пор как вышло из обычая носить на боку шпагу, совершенно необходимо иметь в голове остроумие.

Я прощаю ему его плохие остроты; они нужны для успеха пьесы; они дают возможность зрителю сказать: «Этак и я умею острить».

Чем важнее предмет, тем веселее надо рассуждать о нем.

Юмор, как плющ, вьется вкруг дерева. Без ствола он никуда не годен.

Есть юмор идей, совмещение мыслей, которые никогда не встречались еще друг с другом в человеческой голове, гражданский брак между шуткой и мудростью.

Ирония всегда является главным элементом трагедии. Все самое чудовищное, самое ужасное, самое страшное можно, дабы не сделать его непоэтическим, изобразить только под пестрой одеждой смешного, как бы смягчая и примиряя смехом. Поэтому в «Лире» Шекспир самое жуткое говорит устами шута, поэтому и Гете выбрал для самого страшного материала – для «Фауста» – форму кукольного представления, поэтому еще более великий поэт, именно наш господь бог, всыпал во все страшные сцены этой жизни добрую порцию смешного.

Дети моложе нас, они еще помнят, как тоже были деревьями и птицами, и поэтому еще способны их понимать; мы же слишком стары, у нас слишком много забот, а голова забита юриспруденцией и плохими стихами.

Железные дороги убивают пространство.

Иные воображают, будто совершенно точно знают птицу, если видели яйцо, из которого она вылупилась.

О мертвых следует говорить только хорошее, но о живых следует говорить только дурное.

Ах! Не следовало бы, в сущности, писать ни против кого в этом мире. Каждый достаточно болен в этой большой больнице.

Когда порок столь грандиозен, он меньше возмущает. Англичанка, стыдившаяся голых статуй, была менее шокирована при виде огромного Геркулеса: «При таких размерах вещи не кажутся мне такими уж неприличными».

Лесть является настоятельной потребностью красивых мужчин, специальность которых в том и заключается, что они красивые мужчины.

Талант мы угадываем по одному-единственному проявлению, но чтобы угадать характер, требуется продолжительное время и постоянное общение. «Покамест человек жив, остерегайтесь называть его счастливым», – говорит Солон. И мы также вправе сказать: «Покамест человек жив, не восхваляйте его характер». Господин **еще молод, и ему остается достаточно времени для будущих гадостей. Обождите несколько годков, он окрестится в такой-то церкви, станет адвокатом и будет защищать мошенников; может быть, он и сейчас занимается этим делом в свободные минуты, а мы только не знаем о его делах ввиду его незаметного положения в свете.