Игорь Долгополов - Мастера и шедевры. Том 3

Знак неумирающей веры в победу света над мраком. Жизни над смертью. Правды над ложью.

60 лет прошло с того дня, как был создан шедевр Ивана Шадра «Булыжник — оружие пролетариата».

Но как будто вчера создана эта жемчужина русского советского искусства. Нелегок был ее путь к бессмертию…

… Его звали Иван Иванов…

Таких в России были сотни тысяч. Родился в уездном городке Шадринске. Синие дали уральского предгорья. Просторные изумрудные луга. Чистые, прозрачные воды Исети отражали неспешный бег облаков.

Рядом таежная глухомань… Обманчивая тишина. Только еле слышно было, как говорят сосны, как шелестят кружевные березы. Лишь птичий гомон прерывал молчание бора.

Красота!

Никогда Иван, куда бы ни бросала его судьба, не забудет отчий край. Одноэтажный дом, кряжистый, словно вросший в родную землю…

Запомнил навсегда запах веселой кудрявой стружки, руки отца Дмитрия Евграфовича Иванова, его озорные светлые глаза. Гордое слово «плотник», которое означало, что мастер мог сделать все. И дом срубить, и самую прихотливую отделку сотворить. Все, все умели золотые отцовские руки.

И жили потом долго веселые петухи на избах, и смотрели на прохожих грозные львы, и цвели замысловатые узоры трав на наличниках-кокошниках окон… И вот эта гордость сына мастера, приверженность к сотворению запали ему в душу.

Детство Ивана было далеко не легким.

Нужда, горькая нужда всегда стояла на пороге. И сколько ни билась мать Мария Егоровна, сколько ни старался отец — жить было трудно…

Булыжник — оружие пролетариата.

Посмотрите на выцветшую фотографию отца, и на вас глянут бесхитростные прозрачные глаза, вас поразят открытое лицо, простодушная улыбка, лучистые морщинки. Лоб мечтателя, добряка, фантазера…

Это был уральский Кола Брюньон, с горчинкой житейских незадач, вечно преследовавших его большую семью…

И, однако, юный Иван Иванов рос, мужал, и все больше крепло в нем желание самому рассказать людям о красе родного края, донести, не расплескать свою любовь к людям труда, несущих свет и добро.

Пройдут годы, и он будет учиться у великого французского скульптора Бурделя, тоже сына плотника из Прованса…

Словом, Иван Иванов встал на ноги и пошел в жизнь. Он хотел стать художником. Он воспринял от отца святой дар видеть красоту мира и не уставать удивляться диву жизни…

… Осень 1910 года. По ходатайству Николая Рериха и других деятелей культуры Ивана Иванова посылают в Париж. Первые дни… Лувр. Нотр-Дам, суета столицы европейского искусства. Но цельную, чистую натуру парня из Шадринска трудно было смутить.

Осторожно, неспешно выглядывал он свою тропу…

Великие примеры мастеров прошлого помогли увидеть многое, по-новому осознать мир сегодняшний. В суете парижских будней Иван принимает решение. Рождается Иван Шадр.

Вот как он сам объясняет это:

«Нас, Ивановых-то, слишком уж много. Надо же как-то отличить себя от других Ивановых, ну и взял я себе псевдоним «Шадр» — от названия родного города, чтобы прославить его».

Дорога к славе…

Перед сколькими молодыми представала она! И только немногим дано было свершить этот путь. Шадр решает стать скульптором.

И вот наступает миг, когда Иван переступает порог студии великого ваятеля.

Мастер Огюст Роден. Он пережил все. Годы отчаяния и непризнания и минуты триумфа. Он слышал вой и свист светской салонной черни, улюлюканье и поношение буржуазных газетных писак… Много перевидал и испытал скульптор, прежде чем его коснулась и пошла рядом слава…

Крестьянин.

Роден. Вот он. Мудрый. Старый, как сама земля. Глубоко посажены глаза. Острые, светлые, они внимательно вглядываются в пришельца.

Лицо Пана — этого древнего бога природы — приветливо и строго.

— Я мечтал бы, — еле слышно произнес Иван, — попросить вас дать мне задание. Очень хочу создать большую скульптурную группу…

Маэстро улыбнулся. Лучистые морщинки побежали вокруг глаз. Лукавая усмешка появилась и спряталась в густые усы.

— Вылепите руку, — произнес Роден. И ушел.

Два часа. Два долгих, как сама жизнь, мгновения.

И вот, как показалось молодому человеку, задача выполнена.

«Я очень гордился моей быстротой, — вспоминал через много лет Шадр. — Но, увы, недолго. Роден назвал мою модель мешком с овсом. Пришлось взяться заново. На этот раз возился два месяца…»

Роден одобрил работу Шадра.

Много, много лет пройдет после этого предметного урока. Но он навсегда останется в памяти.

«Надо стать мастером» — вот что понял тогда Иван Шадр.

Он не раз еще будет в студии Родена. Будет слушать советы маэстро, глядеть на его шедевры, будет посещать Высшие муниципальные курсы скульптуры и рисования и учиться там у Антуана Бурделя. Шадр все больше и больше овладевает благородным ремеслом ваятеля.

Ему все яснее становились проникновенные слова Родена:

«Дгш художника, достойного этого имени, все прекрасно в природе; его глаз, смело воспринимая реальную правду, читает в ней, как в открытой книге, всю внутреннюю правду… Надо только уметь «видеть»».

Молодой Шадр по-юношески свежо, яростно любил и видел этот прекрасный, прекрасный, прекрасный мир, который его окружал. И он приложил все усилия к тому, чтобы научиться выражать в пластике свою неуемную страсть к красоте. Нелегка была жизнь в Париже. Позже он рассказывал друзьям, что научился во Франции «дисциплинировать желудок».

Ивана не пугали трудности, он работал как одержимый и через год с аттестацией,…. о выдающихся успехах» прибывает в родной Шадринск…

Рабочий.

Так сделал свой первый шаг скульптор Иван Шадр. Потом он поедет в Италию и утвердит свое пристрастие к античному искусству, к древним грекам, к архаике.

Но ко всем этим любимым вершинам искусства прибавится еще одна…

Недостижимая. Сверкающая. Вечная… Микеланджело. Он не забудет часы, проведенные в Сикстинской капелле.

Его никогда не покинет восторг от общения с шедеврами этого гиганта Возрождения… Неистовый резец Микеланджело Буонарроти, создавший «Пьету» и «Моисея», навсегда овладел сердцем Шадра.

И он на всю жизнь запомнил слова великого итальянца, написанные им об искусстве: «Живопись ревнива и требует, чтобы человек принадлежал ей целиком».

Отныне каждый миг своей жизни, каждый порыв своей цельной и чистой души он отдаст скульптуре.