Михаил Ахманов - Как поступить в американский университет и обучаться в нём бесплатно

Это важно, очень важно, так как в Штатах по языку встречают и по языку провожают – или выпроваживают. То же самое, как я подозреваю, в Англии – вспомним «Пигмалиона» Бернарда Шоу, утверждавшего, что герцогиня и уличная девчонка различаются не одеждами, а речью. И Шоу, разумеется, был прав – ведь речь показатель образования и культуры, интеллигентности и воспитанности. В этом смысле всякий встреченный вами американец – это профессор Хиггинс из «Пигмалиона»; вы произнесёте три-четыре фразы, и он тут же вас взвесит, оценит и инстинктивно выберет для себя манеру поведения. Или он будет общаться с вами как с высшим, или как с равным, или как с низшим, или вообще не захочет говорить с недоумком-иностранцем. Последнее маловероятно, так как американцы в массе народ доброжелательный, но не исключено.

Человек может обладать способностями к определённым занятиям, к одному или нескольким – например, к точным наукам, к спорту, к рисованию, к бизнесу или к литературному ремеслу. Точно так же он может иметь талант к постижению чужих языков или не иметь его; и наши успехи в английском, как в математике, литературе, музыке или спорте зависят от наличия божественного дара и его величины. То, что человек талантливый постигает за месяц, другой не освоит за всю свою жизнь, и с этим надобно смириться. Нельзя стать великим математиком просто изучая математику – хоть в десяти университетах! Надо иметь талант или гений – такой, как у Эвариста Галуа, который, кстати, так и не получил никаких дипломов и научных степеней. Аналогичным образом дело обстоит и с языками, и не верьте тому, кто говорит вам: учите язык, и вы будете говорить преотлично! Конечно, учите; но ещё нужны и способности, которые есть далеко не у всякого. Доказательством являются миллионы наших соотечественников, которые по-русски изъясняются косноязычно и плохо, не говоря уж о специфических выражениях, вставляемых в каждую фразу.

Я много размышлял о способности к овладению чужими языками, поскольку сам – как мне кажется – лишён этого дара. Тут огромную роль играет память, но память особая; ведь я помню сотни математических формул, тысячи фактов из области физики, химии, математики, программирования, истории, и могу связать их в ряд целостных картин, создать модели, рассказать о всевозможных теориях – на русском, которым я владею с детства, который вдолбили в меня родители, приятели, школа, университет, книги, радио и телевизор. Ещё я помню правила грамматики и тысячи английских слов – а говорю, тем не менее, с трудом! Потому что я помню слова по их написанию, а не произношению, и когда мне снятся сны на английском, я вижу текст, но не слышу речи.

Значит, дар к языкам связан с особым видом памяти – с памятью на звуки, а также с умением их правильно воспроизводить. Что же это такое? Музыкальный слух, я полагаю; талант, который встречается весьма часто, если не говорить о гениях в этом деле, о великих певцах, музыкантах и композиторах. Действительно, я к музыке глух, и меня гораздо больше привлекают живопись, архитектура и прочие изобразительные искусства; я предпочитаю посмотреть собор святого Вита в Праге, а не послушать в нём орган. А как дело обстоит у вас? Вы немного играете на гитаре? Вы любите слушать музыку? Вы воспринимаете на слух песни на английском? Отлично! Значит, у вас есть музыкальный слух, и он, вкупе с памятью, трудолюбием и свежестью восприятия обеспечит вам успех в изучении языка – и, надеюсь, не одного.

Что же остаётся делать мне? Искать медведя, который наступил мне на ухо, чтоб свести с ним счёты.

Я глубоко убеждён, что русский язык богаче, выразительнее, тоньше, многозначнее, красивее английского. Да и может ли быть иначе? Ведь русский – мой родной язык!

И точно такие же слова может сказать какой-нибудь образованный американец о языке английском. А посему постараемся быть объективными; сравним некоторые особенности обоих языков, не поминая о том, какой из них лучше, а какой хуже.

В русском существует мощная система суффиксов, которая чрезвычайно разнообразит наш язык. Например, мы можем сказать на английском «a bed», а на русском – кровать, кроватка, кроваточка, кроватулька, кроватишка, кроватища; а ещё, как и на английском – большая, маленькая, огромная, крохотная кровать. Причём используемый нами суффикс не только подчеркнёт размер кровати, но и наше к ней отношение: скажем, кроватка – это маленькая кровать; кроваточка, кроватулька – маленькая кровать, к которой мы испытываем нежные чувства, а кроватишка – кровать жалкая, к которой мы испытываем пренебрежение. В английском беседа между влюблёнными может закончиться так: а не пойти ли нам в кровать? По-русски это звучит грубовато, а вот «не пойти ли нам в кроватку?» – совсем другое дело.

Наш язык богат всевозможными окончаниями слов, определяющими падежи существительных, склонения глаголов, род – мужской, женский или средний. В части рода это происходит не всегда (например, кровать – она, корабль – он), но весьма нередко: лодка – она, плот – он, судно – оно. В английском тоже, разумеется, есть суффиксы и определённые окончания слов, но это не столь развитые структуры, как у нас, и потому большая нагрузка падает на предлоги, подчёркивающие отношения между словами в предложении. Не знаю, что скажут языковеды, но мне кажется, что русский в части разнообразия предлогов не уступает английскому.

Таким образом, наш язык избыточен, а английский более сух и строг в своих изобразительных средствах. Мы одинаково говорим: New York и Нью-Йорк, но если требуется упомянуть университет, находящийся в Нью-Йорке, скажем уже по-разному: «university at New-York» и «университет в Нью Йорке». Предлог есть и там, и там, но в русском тексте изменился и конец названия города, повинуясь ответу на вопрос – где?

Наши суффиксы и окончания слов – вместе с предлогами – связывают слова в предложении в целостную конструкцию, являясь как бы толстым слоем раствора между кирпичами; в английском этот слой раствора более тонок, и слова-кирпичи располагаются не свободно, как у нас, а в жёстком и определённом порядке. Мы скажем по-русски: дай мне руку!.. дай руку мне!.. руку мне дай!.. руку дай мне!.. мне дай руку!.. мне руку дай!.. – и всё это будет понятно и допустимо, если не в прозаическом, так в стихотворном тексте. А на английском руку не попросишь шестью разными комбинациями из трёх слов.

Вот почему, я думаю, так трудно бывает освоить английский; свободный строй родного языка довлеет над нами, и испытываешь раздражение от того, что нельзя расставить слова с той лёгкостью и непринуждённостью, как позволяет это сделать русский. Воистину, язык – дом мой и моя родина, которую не так-то просто отринуть!