Ким Померанец - Несчастья невских берегов. Из истории петербургских наводнений

Плавное величественное движение льда по Неве вовсе не означает безмятежного протекания этого явления. Во время весеннего ледохода случаются заторы. Лед, начав движение от истока, встречает ниже по течению сплошной неподвижный лед. У преграды происходит торошение, нагромождение масс льда. Это и есть затор. Вода с трудом преодолевает преграду, ее течение ниже по реке иногда прерывается вовсе. А вблизи затора возникает подъем воды. Так было, например, весной 1958 г. В Петрокрепости, у истока Невы, затопило берега, а у Кировска и ниже было такое падение уровня, что на некоторых участках русла обнажилось дно.

Интересно, что сходно Нева вела себя и весной 1858 г, ровно столетием раньше. Известный исследователь Ладоги А. Андреев так описывал тогдашнее вскрытие реки: «Лед массою скопился у Красных Сосен и сделал сильный затор, который образовал собой плотину и загородил течение реки. Вода около Шлиссельбурга, при истоке Невы, поднялась весьма высоко. Такого подъема не помнили даже старожилы. А ниже по течению вся вода упала до удивительно низкого уровня. Жители по осушенному ложу реки находили много якорей, цепных канатов и свободно вывозили на лошадях железо, утонувшее с барж в наводнение 1824 года…».

В прежние времена зимний лед Невы становился транспортной магистралью, сплошным мостом между частями Петербурга. Или ареной для народных праздников. Городская дума заботилась о поддержании порядка и чистоты на скованной льдом Неве. За этим ревностно следили наряды речной полиции и рабочие артели. О переправах через Неву горожан широко оповещали, установление пешего и санного путей между ее берегами было событием в жизни Петербурга. Примерно с конца 1950-х гг. ледовые переправы и весенние заторы на Неве наблюдаются все реже из-за технических «антропогенных» воздействий – сброса теплых хозяйственных и промышленных вод, работы ледоколов, буксиров и крупных судов, других различных мероприятий для более раннего открытия навигации. Тем самым искажаются естественные сроки осенне-зимнего ледостава и весеннего ледохода. Средняя продолжительность безледной судоходной навигации на Неве теперь составляет 205 суток.

«Весной наступала благодать, когда светило солнце, сходил по реке лед. В апрельское воскресенье комендант крепости открывал навигацию по Неве. На нарядном катере с приодетыми гребцами, под звуки полковой музыки он выплывал на середину Невы, набирал в серебряный кубок изумительно чистой в те времена невской водички, причаливал к левому берегу, поднимался в Зимний дворец, где и подносил кубок царю. Отпив водицы, государь давал разрешение на открытие навигации на Неве. Громом салюта встречала крепость это важное событие» [159] [159] Анисимов Е.В. Дворцовые тайны. Россия, век XVIII, СПб., 2006. С. 53—55

24 марта – первые проталины.

30 марта – прилет скворцов.

4 апреля – первая песня жаворонка.

15 апреля – начало цветения мать-и-мачехи.

17 апреля – начало цветения подснежника.

26 апреля – распускание почек черемухи.

5 мая – облиствение черемухи.

8 мая – начало цветения тополя.

12 мая – первое кукование кукушки.

13 мая – первая песнь соловья.

19 мая – цветение одуванчика.

24 мая – начало цветения черемухи.

28 мая – начало цветения ландыша.

29 мая – начало цветения яблони.

«…В летние месяцы с середины июня до середины августа воздух чрезвычайно теплый. По этой причине, особенно в низменности близ Петербурга, где много болотных испарений, в эту пору почти ежедневно бывают грозы. Однако едва гроза пройдет, как наступает прекраснейшая погода. Жара бывает сильнейшая, и хотя она длится не так долго, однако добрая природа за короткий срок позволяет всему вырасти и созреть. А на то, что за это время не поспело, надежды уже напрасны.

Примечательно, что в два летних месяца солнце почти не заходит, а бывают только вечерние сумерки. Люди хотя и лишены на три часа настоящего солнечного света, но небо все же остается светлым достаточно, чтобы всю ночь можно было совершенно свободно читать и писать. Удивительно, что по утрам, через час или два после восхода солнца, на улицах нет ни единого человека, а все еще погружены в сон. Но в августе вновь начинает холодать, и с этого времени до мая месяца никто не стесняется ходить в шубе и добрых сапогах…». [160] [160] Беспятных Ю.Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях.

«Лето весьма кратковременно. Хорошего, теплого времени редко бывает более шести недель; прочие, так называемые летние, дни во всем уподобляются дням поздней осени» [161] [161] Статистические сведения о С. – Петербурге 1836 года, изданы при Министерстве внутренних дел. Цит. по: Битов А. Близкое ретро, или комментарий к общеизвестному // Новый мир. 1989, № 4, С. 136, 137. . И здесь краски сгущены, но, как и в характеристике весны, не без основания. Хрестоматийным стало пушкинское: «…наше северное лето – карикатура южных зим». Но ведь им же сказано: «…лето красное! Любил бы я тебя, когда б не зной…». А Федор Иванович Тютчев даже восхитился петербургским летом и удивился им: «Какое лето, что за лето! / Да это просто колдовство!… Откуда нам такой привет?». Стих так и назван – «Лето 1854» и помечен августом того года. Наблюдательный и язвительный Козьма Прутков обратил внимание на летнюю прохладу: «Даже летом, отправляясь в вояж, бери с собой что-либо теплое, ибо можешь ли ты знать, что случится в атмосфере».

По Д.О. Святскому, «нормальное» лето по данным за период 1752—1925 гг. характеризовалось средней температурой воздуха 16,2° и ее пределами от 14,7° до 17,7°. Холодные летние сезоны наблюдались в 28-ми годах, 20 из которых отмечены с 1777 г. по 1851 г. Самое холодное лето было в 1821 г.: 12,8°. Теплых летних сезонов было всего восемь, причем в 1777—1801 гг. и в 1827—1876 гг. теплых лет не было вовсе. Самое теплое лето – в 1757 г. – 19,5°. Святский подчеркнул, что не было ни одного года, чтобы все сезоны были бы аномальными одного знака. «…В 1917-м была холодная весна, но лето было жарким: 18,2°. В августе было очень много гроз, а по вечерам небо озарялось великолепными северными сияниями. Отмечались сильные магнитные бури. 8– 16 августа телеграфные станции в Петрограде не работали». Подтверждение аномальности лета того судьбоносного года находим у Владимира Набокова в «Других берегах».

«В начале лета 1917 года над синеватым болотом темный дым горящего торфа сливался с дотлевающими развалинами широкого оранжевого заката. Всем известно, какие закаты стояли знамениями в том году над дымной Россией…».