Андрей Кобяков - Русская Доктрина

Именно потому, что инфляция в России сегодня практически немонетарного происхождения, эффективная борьба с инфляцией предполагает снижение способности основных немонетарных факторов инфляции генерировать инфляционные импульсы.

Инфляция, связанная с наличием разрыва между рыночным и паритетным курсом рубля, конечно, может понижаться за счет уменьшения этого разрыва, но при этом будет страдать конкурентоспособность отечественной обрабатывающей промышленности. Проблема полномасштабно решается за счет перехода к системе “мягкого” и “твердого рубля” и установления для последнего дифференцированных курсов. Способность кредитной системы генерировать инфляцию за счет высокого кредитного процента может эффективно понижаться за счет перехода к системе исчисления затрат на проценты по кредиту на основе фиксированного для постоянных цен процента по кредиту и его пересчета в текущие цены в соответствии с их ростом. Наконец, реструктуризация промышленности России по описанной выше схеме (на основе насыщения ее крупными корпорациями и ФПГ), уменьшая количество независимых центров генерации инфляционных импульсов, также уменьшит ее инфляционность.

Эффективная борьба с инфляцией немонетарного происхождения предполагает отказ от стратегии повышения цен в сфере ТЭК, реструктуризацию промышленности России на основе насыщения ее крупными корпорациями и ФПГ и переход к системе “мягкого” и “твердого рубля” с установлением для последнего дифференцированных курсов.

Не только любое административное повышение цен, но и любая переброска услуг из государственного сектора в частный создают первичные инфляционные импульсы, которые в дальнейшем усиливаются экономикой. Поэтому эффективная борьба с инфляцией предполагает отказ от стратегии повышения цен в сфере ТЭК (что фактически предполагается проводимой экономической политикой) и отказ от политики сокращения государственного финансирования образования, здравоохранения и системы ЖКХ.

По большому счету, чтобы побороть немонетарную инфляцию, нужно отказаться от стратегии консервации в экономике России способности генерировать сверхприбыль. То есть отказаться от реформ в том варианте, в котором они проводятся, и в более или менее широких масштабах прибегнуть к регулированию цен в точках их роста (особенно в ТЭК) с целью их стабилизации.

Инфляция – враг экономики, поскольку она увеличивает инвестиционные риски и понижает склонность к инвестициям. Но, безусловно, это справедливо лишь применительно к немонетарной инфляции. Монетарная инфляция обычно допускается, если эмиссия позволяет увеличить критически важные статьи государственных расходов (например, военные расходы) и в качестве антикризисного стимулятора спроса, особенно инвестиционного. Как стимулятор роста спроса в условиях не полностью загруженных мощностей эмиссионные впрыски в экономику широко использовались в послевоенной Европе и Японии со значительным успехом. В России прирост ВВП в 2003–2004 гг. на 14% был обеспечен в основном за счет увеличения массы денег для сделок и в том числе наличных денег с 2002 г. по 2004 г. в 2 раза. Это позволило ликвидировать ситуацию демонетизации в экономике, что также явилось дополнительным фактором роста. Прирост инфляции в 2003–2004 гг., считая по дефлятору ВВП, составил лишь 35%, из которых доля монетарной инфляции не более половины. В данном случае можно видеть, что значительный прирост денежной массы дал большой положительный эффект в виде улучшения использования мощностей и роста ВВП ценой весьма умеренного роста цен.

По состоянию на текущий момент мощности промышленности России используются примерно наполовину, фактический уровень инвестиций – не более чем половина от реально возможного. В этой ситуации эмиссионное финансирование инвестиций, в особенности с целью скорейшей ликвидации узких мест в промышленности и инфраструктуре, несомненно, даст большой экономический эффект ценой относительно незначительного роста инфляции.

При нормальном ходе реформы увеличение доходов верхних 20% населения было бы примерно таким, каким оно является фактически, и даже большим. Но жизненный уровень остальных 80% населения, во всяком случае, не понизился бы. Реально же он сократился в 2 раза, а для значительной части населения – еще больше.

Тенденция к уменьшению доли оплаты труда в ВВП сохраняется, причем предпринимаются попытки изобразить положение лучше, чем оно есть.

Характерна ситуация с динамикой фонда оплаты лиц наемного труда.

Доля “видимой” оплаты труда наемных работников в ВВП уменьшилась с 37,7% в 1995 г. до 34,2% в 2004 г. Со скрытой оплатой труда, по данным российской статистики, дела обстояли так: ее доля в ВВП увеличилась с 7,7% в 1995 г. по 11,7% в 2004 г. В итоге доля фонда оплаты труда в целом в 2004 г. осталась почти на том же уровне, что и в 1995 г. В 1995 г. она составляла 45,4%, а в 2004 г. – 45,9%.

В данном случае уменьшение доли в ВВП “видимого” фонда оплаты наемного труда показано верно. Но в отношении скрытой компоненты фонда оплаты наемного труда дело обстоит иначе. В 1995 г. экономика России была монетизирована наполовину, а в 2004 г. – почти полностью. Соответственно рост доли в ВВП скрытой оплаты наемного труда с 1995 г. по 2004 г. исключен. Наверняка она не увеличилась, а заметно уменьшилась. Соответственно доля взятого в целом фонда оплаты наемного труда в 2004 г. была меньше, чем в 1995 г., примерно на 10%.

Это – прямой результат проведения политики выжимания сверхприбыли, несмотря на социальные и политические издержки.

Результатом политики выжимания сверхприбыли, несмотря на социальные и политические издержки, явилось то, что доля денежных доходов 80% населения с относительно низкими доходами составляла в 2004 г. 35% ВВП, тогда как вывоз капитала составлял 13,9% ВВП, а профицит бюджета – 4,5%.

Результатом ее явилась такая ситуация, когда, по данным российской статистики, доля денежных доходов 80% населения с относительно низкими доходами составляла в 2004 г. 35% ВВП, в то время как вывоз капитала составлял 13,9% ВВП, а профицит бюджета – 4,5%.

Эти соотношения говорят сами за себя.

Посмотрим теперь, насколько оправданны покушения на социальные расходы.

Прежде всего нужно иметь в виду, что эти расходы в процентах к ВВП очень невелики.

В 2004 г. затраты по консолидированному бюджету на социально-культурные цели, плюс затраты на пенсии, плюс затраты на ЖКХ составляли лишь 15,6% ВВП, из которых доля пенсий – 5,2% ВВП. В США доля в ВВП социальных трансфертов (пенсии и т. п.) составляла в 2001 г. 11%, то есть в 2 раза больше, чем в России.