Андрей Кобяков - Русская Доктрина

Новое время требует тотальной ревизии всех школьных знаний, понятийного и фактографического аппарата школьного образования. Но это вовсе не означает, что должны быть просто написаны и утверждены новые учебники. Беда учебных пособий советской эпохи заключалась не в их слабости – они были достаточно глубоки и информативны, – а в их неинтересности, безликости. На первый взгляд, эту проблему должно было решить предоставление большей творческой свободы авторам учебников и педагогам, их применяющим. Но в реальной практике это подчас оборачивается серьезными методологическими просчетами и снижением качества образования.

Поэтому очевидной становится необходимость задать в явной форме единый государственный стандарт базовых знаний.

В этом смысле интересен опыт Японии 70-х годов XX века. Японцы установили, что школьник за все время своего обучения может воспринять и усвоить не более 10 тысяч новых понятий, и создали единый свод таких понятий, разбив его по предметам, уровням обучения, и на каждое дали определение – в каком ключе их стоит понимать. В России, уже в 1990-е годы, аналогичная работа проводилась под руководством академика Ю.В. Рождественского. К сожалению, он не успел ее закончить, но фундамент был создан колоссальный. Под руководством Рождественского составлен предварительный вариант словаря-тезауруса терминов школьного образования с их расшифровкой, а также основные хрестоматии. Такая система понятий, построенная по принципу “от общего к частному”, в идеале представляет собой “модель сознания образованного человека”, законченный набор необходимых школьнику знаний – от математических и физических понятий, от набора исторических фактов и личностей до упражнений по физической культуре и движений в танце. Словарь-тезаурус, если он будет введен и утвержден на государственном уровне, станет основной книгой как школьника, так и учителя.

Второй источник по каждому из предметов – учебник. Он вторичен по отношению к тезаурусу, его задача – в том, чтобы увлекательно изложить предмет, используя современные методологические и стилистические приемы, богатый иллюстративный материал. Учебник, в отличие от тезауруса, разбивает учебный материал по урокам. Тезаурус – это справочник, энциклопедия, основа образования; учебник – путеводитель, гид, талантливый толмач. Тезаурус не может быть предметом конкуренции, поскольку утверждается специальной комиссией и обновляется, весьма незначительно, не чаще одного раза в год, ведь принципиальные открытия в мире науки и техники совершаются не часто. Учебник будет полем для жесткой конкуренции авторов, которые, однако, являются не столько исследователями, сколько популяризаторами науки: их задача – хорошо передать содержание тезауруса и, соответственно, самих знаний. Школы не смогут выбирать тезаурус – он един; зато смогут выбирать учебники, наиболее подходящие для восприятия школьниками. Такая прозрачная структура даст возможность контролировать и задавать направление образования.

Идеология образования (а именно ее будет формировать тезаурус) – дело государственное, и она должна утверждаться правительственной комиссией, в которой помимо представителей Минобразования, Академии наук, ведущих университетов должны быть специалисты из Совета Безопасности и органов верховной власти, ответственных за государственную идеологию.

Идеология образования – дело государственное, и она должна утверждаться правительственной комиссией, в которой помимо представителей Минобразования, Академии наук, ведущих университетов должны быть специалисты из Совета Безопасности и органов верховной власти, ответственных за государственную идеологию.

Возможность злоупотреблений и субъективизма в оценках при использовании тезауруса значительно уменьшится, поскольку это государственный документ, нечто вроде конституции от образования. А так как школы сами будут выбирать наиболее удачные из предлагаемых учебников, то появится реальная конкурентная среда. Главное требование к школьным учебникам – полная содержательная идентичность тезаурусу, чтобы понятия или факты, приводимые в учебнике, соответствовали объему знаний, задаваемому тезаурусом. Оценивание предлагаемых к утверждению учебников должно проводиться специальной комиссией в первую очередь по этому критерию.

Таким образом, общее содержание российского образования будет систематизировано, а творческая инициатива учителей и авторов учебников получит свободу.

Кроме того, реформа российской школы перестанет быть набором беспорядочных метаний, как мы наблюдаем это сейчас. Так, например, теоретически оправданное введение предмета “Мировая художественная культура”, который опирается на бесконечное множество часто еще не знакомых учащимся фактов, географических и исторических понятий и терминов, провалилось именно потому, что он не был скоординирован с другими курсами школьной программы с точки зрения одновременности и последовательности изучения аналогичных и взаимосвязанных явлений. Не стоит забывать и о цифре 10000, обоснованной японцами: введение десятков новых терминов должно сопровождаться сокращением других, только тогда работу можно оценить как профессиональную.

Подгонка российского среднего образования под западные стандарты, в частности, под стандарты безграмотной Америки – пагубный путь для России. Пора понять, что в этой области нам не было равных, а значит, нет образцов для подражания. Подгонка школы под “нужды рыночной экономики” также бессмысленна, хотя бы потому, что национальный тип хозяйствования в России пока не выработан, а нужды и принципы чужой экономики не могут становиться критерием базового национального образования. Также нужно перестать трактовать знание как товар, а образование – как услугу. Природа потребления не просто отлична от природы образования, но отчасти ей противоположна.

Навязывание через некоторые учебники “либеральных ценностей” вольно или невольно ведет к тому, что молодое поколение “преодолевает” связь с Традицией, со старшими. Так этим поколением легче управлять через “интернациональную” массовую культуру (мифическая “продвинутость” Америки, ее “свободы”). Одна из задач школы – “прояснение” взаимоотношений детей и родителей, постоянный акцент на преемственности, на семейных ценностях, которые являются прообразом государственных. Подаваться эти ценности должны не как отдельный предмет, а опосредованно – через литературу, обществоведение, историю, через наиболее “романтические”, увлекательные предметы, что несравнимо ближе молодому сознанию, чем любые нравоучения. Именно в области воспитания и образования особенно неуместно либерально-демократическое фразерство, именно здесь должна действовать наиболее разветвленная система запретов. Чем менее сформировано сознание, тем больше оно подвержено любому воздействию – как положительному, так и отрицательному (пока у человека завязаны глаза, глупо давать ему возможность идти по любой дороге, ведь одна из них может вести и к пропасти).