Джон Шелби Спонг - Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки

Случайный характер жизни проявляется и в микромире. Шанс сработал в момент моего зачатия, с началом моего бытия. Теперь я знаю (а в то время не знал, поскольку не знал ничего), что я – результат случайного слияния одной живой клетки, называемой сперматозоидом, от моего отца, с другой живой клеткой – одиночной, весьма недолговечной яйцеклеткой, – от моей матери. Ни у сперматозоида, ни у яйцеклетки не было реальных надежд на жизнь, пока они не соединились. У меня есть все основания верить, что союз моих отца и матери, благодаря которому встретились его сперматозоид и ее яйцеклетка, был заключен по любви. Вместе с тем мне известно, что за весь их брак всего три их соития привели к появлению новой жизни, поэтому даже эти три успешных случая были сопряжены с вероятностью, и ее коэффициент оказался высоким. А еще очевидно то, что множество новых жизней зарождаются без всякой любви, так что, несмотря на всю ее ценность, для появления жизни она необязательна.

Позвольте мне пояснить. Никакая божественная сила не направляла и не замышляла слияние конкретного сперматозоида с конкретной яйцеклеткой. Оно – просто случайность. При каждой эякуляции мой отец выделял миллионы сперматозоидов. Каждый из них нес в себе генетический код. Моя мать вырабатывала приблизительно одну яйцеклетку за менструальный цикл, или же примерно 425–450 яйцеклеток за жизнь. Всего одна из них стала мною. Никакой высшей цели не было в том, что конкретный сперматозоид проник в конкретную яйцеклетку, в результате чего образовалась оплодотворенная яйцеклетка – зигота. И для сперматозоида, и для яйцеклетки это было дело случая, и только. По-видимому, такова вечная сущность жизни.

Тем не менее странным, но ключевым образом это оплодотворение, произошедшее во мраке утробы моей матери, неизбежно определило меня и мою индивидуальность во множестве отношений. Оно задало реальные рамки относительно того, кем я был и каким мог стать. Обусловило характер моего будущего «я». Сам я ничего здесь не выбирал. Никакого влияния на все это я не оказывал, и, конечно, не имел возможности именно в тот момент думать о своем зачатии. Я – результат случая. То же самое справедливо для любого другого живого существа, как человека, так и животного и растения. Согласно законам природы, все живое порождено шансом. Именно так начинается жизнь.

В этом слиянии конкретного сперматозоида и конкретной яйцеклетки во многом была заложена моя индивидуальность. К примеру, таким образом определился мой пол – мужской. Сперматозоид, породивший меня, имел Y-хромосому поэтому я оказался мальчиком. Опять-таки выбора в этом вопросе у меня не было, а шансов стать мальчиком или девочкой – пятьдесят на пятьдесят. Определился также общий вид моего тела: мой потенциальный рост, окончательная форма головы и торса, цвет кожи, глаз и волос. В своей сознательной жизни я действительно обладаю некоторой, но ни в коем случае не полноценной способностью варьировать некоторые, но не все из перечисленных факторов. Даже эти небольшие вариации ограничены строгими рамками. Да, я могу похудеть или набрать вес, укрепить здоровье или загубить его, – в зависимости от моих привычек в еде, уровня потребленных калорий, готовности к регулярным физическим нагрузкам и нормальному режиму сна. Тем не менее все мы запрограммированы на генетическом уровне в гораздо большей степени, чем многие могут вообразить. Я не могу превысить рост, заложенный в генах, полученных от матери и отца, и возможности, определенные взаимодействием этих генов. Не могу превысить потенциал моего IQ – коэффициента умственного развития. Не могу изменить какие-либо данности жизни, в том числе, как показали исследования, мою сексуальную ориентацию.

В момент моего зачатия затикали биологические часы, приступив к неутомимому отсчету времени, оставшегося до моей смерти. Об этом я не подозревал, так как не имел мыслительных способностей, но абсолютный предел времени, которое я проживу на этой земле, был заложен еще в момент случайной встречи сперматозоида и яйцеклетки. И потому смерть следует рассматривать и понимать как естественную, а не противоестественную часть жизненного цикла. Это данность, а не аномалия. Это не враг, которого надо побеждать или одолевать.

Были и другие, еще не перечисленные данности в процессе рождения, – строго говоря, не определенные генетически, но тем не менее со временем определившие мою жизнь и также неподвластные мне. К примеру, я не выбирал, в какой семье родиться. Я не имел права голоса в определении ее ценностей, вкусов, достижений в образовании или стандартов, в ее экономическом положении и даже в выборе болезней, к которым оказался генетически предрасположен. Я не мог выбирать методы лечения и оздоровления, которыми пользовались мои родители и которые могли повлиять на мое состояние еще до рождения, в период беременности, после чего я появился на свет. И я навечно связан с ними не только генетически, но и привычками, вкусами, образом жизни и положением. Даже если за свою жизнь мне, подобно многим, удалось выйти за пределы истоков, они останутся моими навеки.

Да, это тоже обидно, когда так холишь чувство собственной важности. Нам, людям, свойственно подавлять ту реальность, которая нам не нравится, и воспринимать как реальную некую иную версию истины. Но факт остается фактом: случайный характер каждой нашей жизни – не только данность. Это истина, которую невозможно отрицать.

Это стоит осознать чуть яснее, а потому позвольте поделиться еще одним соображением. Мой жизненный путь, как и путь любого другого человека, начался с существования в роли зависимого паразита. Я был прикреплен к своей матери тем, что на более поздних стадиях моего развития называлось пуповиной. Посредством этой в прямом смысле слова жизненной артерии я получал питательные вещества, кислород и все прочее, необходимое для моего выживания. Отходы жизнедеятельности моего организма поступали в плаценту, из которой их выводила кровеносная система матери. Я был ее частью. В начале своей жизни я не сознавал себя как нечто обособленное и, в сущности, вообще ничего не сознавал.

Таким образом, я прошел ряд определенных биологических стадий, не подозревая о них и никак не управляя ими. Я «шевелился» в утробе моей матери – по крайней мере, в елизаветинском английском таким словом («quickened») именовали новые явления, возникшие примерно в середине маминой беременности. Когда в христианских вероучениях говорится о «the quick and the dead» – это не «быстрый и мертвый», речь не о пешеходах Нью-Йорка: имеются в виду живые и мертвые. Эти признаки моей жизни мама ощутила как шевеления, именно тогда впервые осознав, что носит в себе другую жизнь, отличную от ее собственной и уже не подчиняющуюся ей. Так началась моя сепарация. Для осознания факта моего существования мне понадобилось гораздо больше времени, чем моей матери. А пока, если я и знал или мог испытывать что-либо, я по-прежнему оставался частью матери и занимал единственное пространство, о котором в то время имел представление.