Йозеф Ратцингер - Иисус из Назарета. Часть вторая. От Входа в Иерусалим до Воскресения

В последние годы волна революционного богословия отступила – волна тех, кто, исходя из зелотского толкования личности Иисуса, пытался обосновать правомерность насилия как средства построения лучшего мира – «царства». Жестокие последствия религиозно мотивированного насилия слишком уж очевидны и у всех перед глазами. Царство Божие, царство человечности, невозможно построить с помощью силы. Напротив, она всегда является любимым орудием антихриста, какой бы религиозно-идеалистически мотивированной она ни была. Сила служит не человеку, а бесчеловечности.

Но как же быть с Иисусом? Действительно ли Он был зелотом? Было ли изгнание торговцев из Храма началом политической революции? Как мы убедились в первой части книги, все деяния Иисуса и Его Весть от искушений в пустыне, Крещения в Иордане, Нагорной проповеди до притчи о Страшном суде (Мф 25) и Его ответа на исповедание Петра 11 11 См. Мф 16, 16–17. коренным образом противоречат этому.

Нет, Иисус никогда не приветствовал насильственные перевороты и убийство во имя Бога. Его «ревность» о Царстве Божием совсем иного рода. Мы не знаем, что именно представляли себе паломники, когда говорили во время «интронизации» Иисуса о «грядущем царстве отца нашего Давида». Но то, что думал и чего желал Сам Иисус, Он очень четко выразил Своими жестами и пророческими словами, установив между ними и Собой вполне конкретную связь.

Без сомнения, во времена Давида осел был атрибутом царства, и, основываясь на этом предании, Захария предсказывает, что Царь мира въедет в Святой Град, сидя на осле. Но уже во времена Захарии и особенно во времена Иисуса атрибутом силы и власти стала лошадь, а осел воспринимался как животное бедняков и символ совсем иного царства.

Также не подлежит сомнению, что Захария возвещает царство «от моря до моря». И как раз в этом пророчестве он выходит за национальные рамки и указывает на новую общность, благодаря которой люди земли, объединенные вопреки всем границам поклонением единому Богу, обретут мир Божий. В царстве, о котором он говорит, «сокрушатся луки». Таинственное вид е ние Захарии, не имевшее четких очертаний в силу отдаленности события, медленно проясняется в деяниях Иисуса, но обретает смысл лишь после Воскресения, на пути Евангелия к язычникам. Но и в тот час, когда Иисус въехал в Иерусалим, связь с поздним пророчеством, которому Он подчинил Свои действия, придала Его поступку направление, противоположное зелотской интерпретации.

Иисус нашел у Захарии не только образ Царя, въезжающего в Святой Град на осле, но и видéние убиенного Пастыря, который спасает ценой собственной жизни, и образ Пронзенного, на Которого все «воззрят» (Зах 12, 10). Другим великим образом, в котором Иисус увидел Себя, было вид е ние раба Божьего, который, служа, отдает Свою жизнь за жизнь многих и таким образом несет спасение (Ис 52, 13–53, 12). Эти поздние пророчества – ключ, которым Иисус открывает Ветхий Завет. После Пасхи Он Сам становится ключом, позволяющим по-новому прочесть Закон и пророков.

Обратимся, наконец, к тем словам, которыми Иисус Сам объясняет изгнание торговцев из Храма. Вначале остановимся на Марке, с которым, несмотря на небольшие расхождения, согласны Матфей и Лука. Очистив Храм, Иисус, как повествует Марк, «учил их» (Мк 11, 17). Основную мысль этого «поучения» Марк выражает в словах Иисуса: «Не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? А вы сделали его вертепом разбойников». Как мы уже видели, в этом кратком изложении «поучения» Иисуса о Храме слились два пророчества. Прежде всего, это имеющее универсальный характер вид е ние пророка Исайи (Ис 56, 7) о будущем, когда все народы будут поклоняться единому Богу в доме Господнем. В структуре Иерусалимского Храма был обширный двор язычников, где, собственно, и произошло описанное выше событие; это открытое пространство, приглашающее всех помолиться единому и единственному Богу. Действия Иисуса подчеркивают эту внутреннюю открытость ожидания жившего верой Израиля. Даже если Иисус сознательно ограничивает территорию Своего служения, Ему в полной мере присуща универсальная тенденция сделать Израиль настолько открытым, чтобы все смогли узнать в его Боге единого общего Бога для всех народов мира. На вопрос, что , собственно, Иисус принес человечеству, мы уже ответили в первой части книги: Он принес народам Бога 12 12 См. Ратцингер Й. Папа Бенедикт XVI. Иисус из Назарета, т. 1. СПб.: Азбука-классика, 2009, с. 58. . Именно об этом главном намерении и идет речь в словах, произнесенных Им после изгнания торговцев из Храма: устранить все, что противоречит всеобщему исповеданию Бога и поклонению Ему и таким образом открыть пространство для совместного богопочитания.

О том же свидетельствует маленький эпизод, описанный Иоанном в рассказе о «Вербном воскресенье». При этом мы должны иметь в виду, что, согласно Иоанну, изгнание торговцев из Храма имело место в дни первой Пасхи Иисуса, в начале Его общественного служения. Синоптики, как мы уже видели, рассказывают лишь об одной Пасхе Иисуса, и таким образом изгнание торговцев автоматически выпадает на последние дни Его служения. Хотя до последнего времени большинство экзегетов сходилось на том, что датировка св. Иоанна носит скорее богословский, нежели биографическо-хронологический характер, сегодняшние исследователи видят все больше оснований для того, чтобы высказаться за хронологическую точность четвертого евангелиста, который, при всей богословской насыщенности материала, был очень хорошо информирован относительно времени, места и того, как разворачивались события. Нам нет нужды вдаваться в детали этой второстепенной дискуссии. Давайте просто задумаемся над маленьким рассказом, который у Иоанна не совпадает по времени с событием, произошедшим в Храме, но уточняет его сокровенный смысл.

Евангелист сообщает, что среди паломников были эллины, пришедшие «в праздник на поклонение» (Ин 12, 20). Эти эллины обратились к Филиппу из Вифсаиды Галилейской с просьбой: «Господин! Нам хочется видеть Иисуса» (Ин 12, 21). В человеке с греческим именем из полуязыческой Галилеи они, по всей вероятности, видели посредника, который мог помочь им получить доступ к Иисусу. Их слова: «Господин! Нам хочется видеть Иисуса» чем-то напоминают видение св. Павла, в котором ему явился некий македонянин и сказал: «Приди в Македонию и помоги нам» (Деян 16, 9). Евангелие рассказывает, что Филипп обсуждает это с Андреем, а затем они вместе передают просьбу эллинов Иисусу. Иисус отвечает, как это часто бывает в Евангелии от Иоанна, таинственно и на тот момент непонятно: «Пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин 12, 23–24). На желание греческих паломников встретиться с Ним Иисус отвечает пророчеством о страданиях, называя при этом предстоящую Ему крестную смерть «прославлением», которое проявится в особой плодоносности. Что это означает?