Тимофей Алферов - Апостол Тимофей. Опыт историко-художественной реконструкции

Толпа загудела со спортивным азартом. Предложение показалось ей занимательным. Иудеи на мгновение запнулись, но тут старший из них собрался с мыслями и ответил:

– Мы не можем и не должны упражняться в колдовстве и подражать колдуну. Иначе завтра в колдовстве обвинят нас самих. Для борьбы с колдунами хороши человеческие средства. Колдунов надо бить. Бить чем попало: ногами, камнями, палками. Они не могут противиться простым человеческим средствам. И это правильно! Так Бог устроил, чтобы люди колдунов не боялись и сопротивлялись их чарам. Сами посудите: если эти люди посланцы богов, то боги за них заступятся.

Пока он кричал, четверо других уже окружили Павла. Афродисий, видя, к чему дело идет, закричал, обращаясь, в основном к своим:

– Дураки, не вздумайте послушаться этих пришлых евреев! Не хотите сами охрометь? Не лезьте! И потом не жалуйтесь, если у вас что случится. Свои ноги переломаете, или молния в крышу попадет. Они призвали вас Бога побояться – так вы и побойтесь.

Если они сами при этом не боятся – это их дело, а не наше.

Но Афродисия многие не послушались. По-видимому, большим авторитетом пользовался жрец, вполне согласный сейчас с иудеями, которые его самого, безусловно, тоже считали колдуном, но пока его так не назвали.

Павла потащили куда-то, выкрутив руки. Тимофей попытался броситься на помощь, но получил такой удар по голове, что на какое-то время отлетел в сторону и потерял ориентировку. Придя в чувство через несколько секунд, он сообразил, что нужно предупредить Иосифа Варнаву, потому что и ему грозит то же самое. Афродисия рядом он не увидел. Насколько позволяла боль в голове, он поспешил домой. Но его опередили. У порога он увидел Варнаву и с ним еще двух мужчин, вооруженных палками, которые выбегали из дома. Все вместе бросились на выручку Павла.

Тимофей бежал-ковылял, отставая, поскольку никак не мог еще оправиться от удара по голове. Когда он все-таки догнал остановившихся Варнаву и его спутников уже у самой околицы, те стояли над поверженным и бездыханным телом Павла, и не знали, что делать. Тимофей заплакал и опустился на колени. Видно было, что Павла сильно избили, голова его заплыла от удара камнем. Дыхания не было заметно. Тимофей с Варнавой перевернули его лицом к солнцу. Похоже, жизнь покинула его тело. Нападавшие тоже скрылись куда-то, заметив погоню.

В одно мгновение перед Тимофеем прошла в памяти фигура исцеленного Гермаса. «Господи, за что же так получается, что исцеленный здрав, а исцеливший мертв?» И вдруг Тимофей воскликнул вслух сквозь слезы:

– Боже, если Ты и вправду воскресил Твоего Сына, если он и вправду являлся Павлу, то оживи его, воскреси его самого! Ведь он нужен Тебе, он нужен всем нам.

Рядом опустился на колени и взмолился Варнава. Он шептал на незнакомом Тимофею языке. Лишь по отдельным словам Тимофей отгадал родной язык своей матери.

Вдруг Шауль застонал и зашевелился. Варнава ткнул Тимофея в бок:

– Быстро неси сюда воды!

Пока Тимофей соображал, как местный житель, где тут поближе до колодца, Варнава поднял Павла на руки и поволочил его к дому Евники. Он был значительно выше и сильнее Павла, так что мог нести его на себе.

Павел смог заговорить лишь к утру. Конечно, Евника сделала все возможное. Вместе с местным знахарем приложила все примочки, травы и растирания. Милостью Божией обошлось без переломов костей. Но было ясно, что человеческих сил тут бы не хватило. Заодно помогли и Тимофею с его ушибом головы. И Варнава, и Тимофей, и Евника, и даже бабушка Лоида всю ночь по очереди дежурили возле пострадавшего.

Когда Павел открыл глаза, рядом был его спутник. Отпив воды, Павел спросил:

– Где мы?

– У Евники, – ответил Варнава.

– А где Тимофей?

– Да здесь он. Это он тебя молитвой своей вытянул.

– Я знаю, – простонал Павел. (Тимофей был уже рядом с постелью; кстати, это была его кровать, сам он последние две ночи спал в сарае).

– Спасибо, Тимофей, – продолжил Павел. – Да хранит тебя Господь и воздаст тебе за доброту. Я потом тебе отвечу… Потом скажу…

Тимофей молча глотал слезы. Он встретился взглядом с учителем и подивился тому миру, спокойствию и ясности, что струились из глаз Павла.

Между тем именно с глазами Павлу было труднее всего. Один глаз совсем заплыл от удара, то ли кулаком, то ли камнем. Но Павел упорно обращался именно к Тимофею так, словно тот только что донимал его какими-то расспросами и сомнениями.

– Все хорошо, Тимофей, все так и должно было быть. Не сомневайся, Бог с нами.

– Я не сомневаюсь, – только и выдавил Тимофей, вытирая слезы, – уже не сомневаюсь.

Весь день Тимофей работал во дворе со своей глиной, тщательно следя, чтобы не пришел никто лишний. Впрочем, было спокойно. Приходил только Гермас, причем на своих ногах, уже никем не поддерживаемый. Благодарил и не знал, чем только мог бы послужить своему благодетелю.

– Больше всего за глаз его опасаемся, – сказал Тимофей. – Кажется, его сильно повредили.

– Если бы я мог, я бы свой ему отдал, – отозвался Гермас, – за свои две ноги.

Потом еще тихонько пришел Афродисий. Он сообщил, что эти иудейские разбойники бежали, и больше пока не появлялись.

– Как ни суди, но они же понимают, что это убийство, и при поимке пришлось бы отвечать.

– Да кто бы тут хватился о пришельце? – удивился Тимофей.

– Не говори, тут не так все просто. С ними был Димас, мой сосед, он потом говорил, что слышал, как они, переговаривались между собой. Оказывается, этот Павел – римский гражданин. А убить римского гражданина – штука опасная. Они и постарались все чужими руками сделать. – И помолчав, Афродисий добавил, – если что понадобится, обращайся.

Вечером Павел смог говорить уже яснее. Жар у него прошел, сознание прояснилось.

– Вы знаете, – говорил он Евнике, Лоиде и Тимофею, – эти злодеи сказали частично и правду. Я был гонителем этого пути, я гнал учеников Иисуса. Как-то в Иерусалиме был суд над одним из них. Его звали Стефан. Суд закончился расправой без приговора. Стефан сказал, что он видит открытые небеса и Иисуса одесную небесного престола. За это его стали бить камнями, как меня вчера. Но его убили насмерть. А я тогда одобрял его убийство и стерег одежды его убийц.

И вот, теперь я прошел через то же испытание. Я ведь, по-видимому, действительно умер. Когда меня ударили последний раз, я уже не помню, что было. Но вдруг я увидел себя на прекрасной поляне, а надо мной склонился этот самый Стефан. С тем же лицом, как у Ангела, как тогда на суде. И говорит: «Мир тебе, брат Шауль. Вот и ты здесь. Бог простил тебя и я прощаю. Мы будем вместе, но не теперь. Тебе еще Бог судил потрудиться в благовестии. Да и Тимофей оттуда тебя зовет». И вновь на меня навалилась боль, которой я какое-то время не чувствовал. Я понял, что я вновь в своем избитом теле.