Фридрих Цюндель - Пастор Иоганн Кристоф Блюмгард. История одной жизни

Такими были условия, в которых Блюмгард преподавал шесть с половиной лет. О том периоде жизни он рассказывает в своей «Биографии» следующее: «Приглашение по воле Божьей на эту должность оказалось для меня как нельзя кстати, поскольку тогда же воспитанником миссионерского дома должен был стать и мой брат (впоследствии он был послан миссионером в Абиссинию, а затем в составе миссии англиканской церкви направлен в Индию; сейчас проживает в Англии). Словами не расскажешь, сколько нового я познал и чему научился в этой школе. То было благословенное время, которому, казалось, не будет конца. Здесь, куда изо всех мест стекается множество верующих и где привыкаешь смотреть на мир, не знающий Христа, не иначе как с состраданием, я понял всю важность евангельского служения. Нас всех связывала тесная дружба, и мне сегодня особенно отрадно видеть перед собой одного из моих тогдашних товарищей по призванию, свидетеля моего благословения, Карла Вернера, ныне пастора в Эффрингене (позже в Фельбахе, биографа ныне покойного доктора Барта), с которым меня в течение трех лет связывала искренняя дружба. В Базеле я познакомился с вашим прежним духовным наставником, пастором Бартом; то была встреча наших сердец».

Главный предмет, который он преподавал, был древнееврейский язык, открывший ему и его любимым воспитанникам путь в глубины Слова Божьего, позволявший Блюмгарду систематизированно излагать свои мысли, плоды собственного постижения Библии. Он всегда с особой благодарностью вспоминал о тех годах, и прежде всего потому, что именно тогда ему удалось заложить фундамент своего будущего (поистине исключительного) трудолюбия, умения упорядочивать мысли и облекать их в правильную, то есть предельно простую форму. Особую роль в этом сыграл весьма трудный предмет, преподавание которого наряду с другими непростыми дисциплинами было возложено именно на Блюмгарда. Назывался он «полезные знания» и представлял собой смесь знаний по физике, химии, математике, которые, как полагалось, могут пригодиться миссионерам. Ученики любили Блюмгарда, хотя некоторым была не по душе его энергичная манера своими неожиданными вопросами как бы вовлекать их в учебный процесс, и они с явным удовольствием иронизировали над его отдельными высказываниями, отражавшими его оригинальную трактовку Библии. Какой бы по-детски наивной вера Блюмгарда ни была, но, к примеру, в трактовке личности Христа он неизменно отмечал Его человеческую сторону, за что ему пришлось держать ответ перед тогдашним президентом комитета Базельской миссии, господином пастором фон Брунном, который, однако, его любил и уважал. Не случайно их встреча прошла в форме задушевной и полезной для обеих сторон беседы. Сколь высоко Блюмгард чтил фон Брунна, исполнявшего свою должность по величайшему благословению Божьему, подтверждает стихотворение, написанное по случаю юбилея пастора.

Вот что пишет о нем один из хорошо знавших его тогда коллег: «На Блюмгарда возложили множество обязанностей, но, несмотря на свою загруженность, он всегда оставался бодрым и жизнерадостным. В целом его можно охарактеризовать так: за что бы он ни брался, у него все получалось; и делал он это легко. Все, кто общался с Блюмгардом, его любили». Другой очевидец рассказывает: «Многие важные люди, сблизившись и обстоятельно побеседовав с ним, вскоре уже не считали, что он стал учителем лишь благодаря своему родству с инспектором, и проникались к нему уважением за его трудолюбие и добропорядочность». Прямодушие, свойственное ему на протяжении всей жизни, проявилось в нем уже тогда. «И хотя он никогда не кривил душой и всегда говорил правду, это никого не оскорбляло, ибо произносилась она неизменно с любовью и во благо».

С дядей, инспектором Блюмгардом, у него были очень доверительные отношения; он был другом многих базельских семей – честь, заслужить которую непросто. Искренняя дружба связывала его и с коллегами: учителями Вернером (упоминавшимся выше), Элером (позже профессором в Тюбингене), испытывавшим к нему сердечную привязанность, и младшим Штаудтом (его будущим свояком, впоследствии знаменитым пастором Корнталя), призванным в Базель, по всей вероятности, по его инициативе. Поддерживал он отношения и с доктором де Валенти, удивительно одаренным и безмерно чтившим Евангелие врачом из герцогства Саксен-Веймар, успешно сдавшим в Базеле экзамен по теологии, и не прекратил их, когда от того по причине его крутого нрава отвернулось большинство прежних друзей. Сохранилась тетрадка, в которую Блюмгард записывал преимущественно истории и разные поучительные высказывания, на которые был горазд жизнерадостный де Валенти.

Священники города, его швейцарской и в особенности баденской окрестностей, нередко обращались к Блюмгарду за помощью в службах. Позже он часто выступал с лекциями на воскресных собраниях и уже тогда, по свидетельству очевидцев, говорил проникновенно и убедительно. Иногда он замещал учителей воскресной школы для молодежи и завораживал учеников и учениц своей живой трактовкой библейской истории.

Порой он отправлялся с проповедями в окрестности Базеля, случалось, и в неспокойное время, когда сельские местности восстали против своей бывшей столицы и провозгласили независимость от города. Как-то раз во время одной из таких поездок (вероятно, на обратном пути домой в Базель) ему повстречался неизвестный мужчина почтенного вида, который попросил его подвезти и, получив, естественно, согласие, намеренно уселся в глубь кареты. Проезжая через одну деревню, они вынуждены были остановиться посреди разгоряченной толпы крестьян, и тут мужчина попросил Блюмгарда, сколько возможно, загородить его, сев впереди. Все закончилось благополучно, и когда они отъехали на безопасное расстояние, благодарный незнакомец открылся Блюмгарду: это был Иоханнес Линдер, пастор из Цифена, впоследствии старший ассистент в Базеле, за поимку которого была объявлена награда.

В другой раз, в одной из поездок по баденским окрестностям, с ним произошел такой памятный случай. Молодой возница, с которым Блюмгард ездил и прежде, подвел его, и Блюмгард оказался в крайне затруднительном положении. Когда же тот в самый последний момент неожиданно появился, Блюмгард дал волю своему негодованию, разразившись упреками. И тут он, к своему удивлению, заметил, как меняется выражение лица возницы: на нем отражаются недоумение, разочарование и чуть ли не презрение. Юноша, не ожидавший такого, пусть заслуженного, гнева с его стороны, явно потерял к нему прежнее уважение, что естественно; Блюмгарда это неприятно поразило, и он признался себе, что возница прав. «Я покраснел до корней волос», – вспоминает он.