Штефан Липке - Антропология художественной прозы А. П. Чехова. Неизреченность человека и архитектоника произведения

Само слово «неизреченность» вошло в русский язык, скорее всего, через переводы Библии, например, Послания к Римлянам (Рим 8, 26) и Второго послания к Коринфянам (2 Кор 9, 15). «Неизреченный» – это перевод греческого слова «алалэтос», а еще более конкретно – его латинского эквивалента «in-ef-fabilis» (не-из-сказуемый). В нашу работу термин вошел также как перевод слова «ineffabilis», но из традиции аристотелизма, в которой данное выражение первоначально относится к гносеологии. Аристотель подчеркивает, что индивидуальное, в отличие от общей закономерности, не до конца определяемо; оно не является случаем общей идеи и, соответственно, не подвергается определению или окончательному высказыванию [12] Аристотель. Метафизика. 7, 15, 1039b 27: М., 2015. С. 229–230; там же. 13, 9, 1087а: С. 416–418. . В латинских переводах и комментариях это ведет к формулировке «individuum est ineffabile»: индивидуальное неизреченно, а затем, в дальнейшем осмыслении – индивид неизречен.

Выбор термина из традиции аристотелизма может показаться неожиданным, т. к. Чехов активнее обращался к иным философским школам: платонизму, стоицизму и толстовству. Однако к ним Чехов отнесся весьма критически, поскольку подозревал, что все философии дают общему, абстрактному учению приоритет над конкретным, в частности, над индивидуальным человеком. Именно в аристотелизме особенность конкретного уважается. Как подчеркивает Б.М. Эйхенбаум, опорой для творчества Чехова в общем (и, можно добавить, для его антропологии тем более) является медицина [13] Eichenbaum B. Chekhov at Large // Chekhov: A Collection of Critical Essays. Eaglewood Cliffs, N.J., 1967. P. 25. . В своей медицинской школе Чехов научился видеть индивида в каждом человеке [14] Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М., 1979. С. 83. . В связи с этим именно слово «неизреченность», связанное с традицией Аристотеля, которая отказывается подвергать индивидуальное существо определению или окончательному высказыванию, нам кажется уместным для описания образа человека у Чехова.

Необходим для нас также диалог с изучением художественной антропологии в российском литературоведении. Значим для нас, например, В.Я. Пропп, который изучил роль персонажей в фольклорном произведении; образы героев описаны здесь как характерные устойчивые типы [15] Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976. 324, [1] c. . В свою очередь, Л.Я. Гинзбург показала, как данные исходные типичные образы видоизменяются в литературе XIX в. [16] Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979. 220, [2] c. . Д.С. Лихачев, реконструируя литературный процесс древней Руси, также выдвигает на первый план проблематику образа человека [17] Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М.-Л., 1958. 185 с. .

Более того, и Чеховедение неоднократно обращало внимание на антропологическую позицию писателя, по крайней мере имплицитно. Современники Чехова (Н.К. Михайловский, А.М. Скабичевский, Л.Н. Толстой) резко критикуют писателя за то, что он отказывается давать ясные и однозначные ответы на нравственные или политические вопросы и, в связи с этим, на вопрос, кем является человек и кем он должен быть [18] Катаев В.Б. Проза… С. 83–84; 217; Паперный З.С. А.П. Чехов: Очерк творчества. М., 1960. С. 155. .

В дальнейшем, после 1945 г., такие литературоведы, как З.С. Паперный, воспринимают Чехова как реалиста, описывающего суровую социальную реальность своего времени, и подчеркивают человечность Чехова, его любовь к бедным, к народу [19] Паперный З.С. А.П. Чехов: Очерк творчества. 2-е, доп. издание. М., 1960. С. 270. . Однако при этом они недооценивают его уважение к индивиду и переоценивают роль в творчестве Чехова такого понятия, как «класс». Например, З.С. Паперный говорит о «мысли об обреченности буржуазного класса», к которой, по его мнению, «все ближе подходит» Чехов к концу своей жизни [20] Там же. С. 253. . В данной концепции человек является, в первую очередь, членом социума.

Переломным моментом в восприятии антропологической позиции Чехова стал 1971 г., когда была опубликована книга А.П. Чудакова «Поэтика Чехова» [21] Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971. 289, [3] c. Далее в контексте Чеховедения важно: Его же. Мир Чехова: Возникновение и утверждение. М., 1986. 379, [2] c. . Существует предание о том, что исследователь заранее показал свою работу М.М. Бахтину, который предупредил его, что чиновники «будут ругать» [22] Об этом лично рассказал А.П. Чудаков немецкому слависту и литературоведу М. Фрайзе. А.П. Чудакова за отказ от узкого социологизма и партийного восприятия Чехова. На самом деле позиция А.П. Чудакова и ряда его современников оказалась не только весьма необычной, но и весьма перспективной. Чехов воспринимается теперь в ключе гносеологии и критики познания, в том смысле, что люди не знают окончательных истин, особенно друг о друге. В связи с этим А.П. Чудаков оспаривает мнение З.С. Паперного о том, что Чехов различает людей в первую очередь по критерию принадлежности к определенным социальным и идеологическим группам [23] Чудаков А.П. Мир… С. 209. . Далее В.Б. Катаев утверждает, что писатель воспринимает и описывает человека как неопределимое существо [24] Катаев В.Б. Проза… С. 83. . Ключевую для антропологии Чехова тему «личной тайны» человека впервые выявил И.Н. Сухих [25] Сухих И.Н. Проблемы поэтики Чехова. Л., 1987. 180, [2] с. . Его позицию продолжает В.И. Тюпа, согласно которому важным качеством чеховской прозы является «художественный персонализм», поэтому необходимо исследовать художественную форму произведений для того, чтобы понять, как в них описывается личность, и что именно в человеке берет верх: познаваемый, общий характер героя или его личность, не подвергающаяся общему определению [26] Тюпа В.И. Художественность Чеховского рассказа. Изд. 2-е. М., 2018. С. 50–51. . Роль человека как индивида также изучает А.Д. Степанов; для него главной темой является вопрос о человеке в общении, в частности, о препятствиях в коммуникации [27] Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. М., 2005. 396 с. .

Англоязычные литературоведы – Э. Дж. Симмонс [28] Simmons E.J. Chekhov: A Biography. London, 1963. x, 669 p. , а позже Д. Рейфильд [29] Rayfield D. Understanding Chekhov. Madison, 1999. xvii, 295 p. – интерпретируют творчество писателя в аспекте его биографии, тем самым устанавливая связь между личностью Чехова, его становлением, его ценностями (особенно свободой) и его художественным взглядом на героев своих произведений.

В трудах таких исследователей, как А.С. Собенников [30] Собенников А.С. «Между “есть Бог” и “нет Бога”…» (о религиозно-философских традициях в творчестве А.П. Чехова). Иркутск, 1997. 221, [1] c.; Его же. Чехов и Екклесиаст // Anton P. Čechov – Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. München, 1997. S. 391–399. , И.Н. Сухих [31] Сухих И.Н. Предисловие // А.П. Чехов: Pro et contra. Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX – начала XX в. СПб., 2002. С. 7–44. и М.С. Свифт [32] Swift M.S. Biblical subtexts and religious themes in works of Anton Chekhov. New York, 2004. xi, 196 p. , изучаются интертекстуальные связи произведений писателя, в частности, их связи с текстами христианской традиции [33] Собенников А.С. Чехов и Метерлинк // Чеховиана: Чехов и Франция. М., 1992. С.124–129. . Это придает масштаб и рельефность вопросу о том, кем, по мнению Чехова, является человек в глубине своего существа, какие у него могут быть окончательные цели жизни, на что человеку стоит надеяться, в чем заключается добро и зло в его жизни.

Читать дальше