архимандрит Рафаил Карелин - Церковь и мир на пороге Апокалипсиса

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II

Что такое православный христианин, по каким признакам узнать его в этом одержимом страстями мире? Где сегодня грань между ним и язычником, знающим лишь один закон – закон удовлетворения своих многообразных потребностей; где проходит разделительная черта между верующим во Христа и невероматеистом, равнодушным ко всему, что недоступно для его чувственного восприятия?

«У христиан, – говорит преподобный Макарий Великий, – свой мир, свой образ жизни, и ум, и слово, и деятельность свои; инаковы же образ жизни, и ум, и слово, и деятельность у людей мира сего. Иное – христиане, иное – миролюбцы; между теми и другими расстояние велико» [1] Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы. М. 1998. С. 40. . И «расстояние» это, «инаковость», о которой говорит преподобный – в образе мыслей и чувств. А область проявления их – отношение к тому, что окружает нас в этой временной жизни, выражающееся в конкретных, видимых поступках и делах. Вся жизнь «миролюбца» обусловлена рядом правил, сущность которых – помочь ему достигнуть тех или иных целей, которые он ставит перед собой, нередко – любой ценой. Жизнь же христианина обуславливается его верой в Бога, в будущее воздаяние, и единственный закон для него – закон заповедей Христовых, которые сами есть жизнь вечная(Ин. 12, 50). И вот он, образ жизни христианина, – евангельский, такой, к какому призывает человечество Сам Христос.

На протяжении своего двухтысячелетнего существования христианская Церковь переживала различные времена, различным было и ее положение в мире. Первые века истории Церкви на земле характерны прежде всего тем, что между ставшими «новой тварью», совлекшимися «ветхого человека» и языческим миром, который, «тлея в обольстительных похотях», не желал знать гонимых и мучимых «галилеян», пролегала жесткая граница. В ту пору каждый христианин мог в любое мгновение закончить свою жизнь мученичеством и оттого постоянно готовился к тому, чтобы предстать перед Богом, стремился быть в святой жизни и благочестии(2 Пет. 3, 11); да и сам дух жизни первых христиан показывал, что они отнюдь не имеют здесь постоянного града, но взыскуют лишь будущего(Евр. 13, 14). Тот языческий мир, посреди которого они жили и похотям которого сами некогда предавались, был им противен, не могло быть согласия между ними и царившим в этом мире безбожием и неистовым развратом. Оттого и удивлялись те, с кем они еще вчера совместно «увеселялись» его «радостями». Оттого, пораженные святостью и чистотой их нового бытия, их стойкостью и мужеством перед лицом гонений и пыток, эти люди сами все чаще превращались из лютых волков в овец стада Христова.

Но вот наступил совершенно иной период в жизни Церкви: христианство, еще недавно гонимое, превратилось в государственную религию могущественнейшей империи. Мир же, хотя и изменился, но всецело не переродился. И любовь к нему, которая, по слову Писания, есть вражда против Бога(Иак. 4, 4), так и осталась в сердцах большинства живущих в нем людей. А отторгаемые им прежде и сами не приемлющие его «язычества» христиане сделались вместе с тем его частью. Так в сердце самого мира началась борьба – между духом Христа и духом антихристовым; христианство стремилось преобразить мир, освятить, привести его ко Христу, а мир – оземлить, «секуляризовать» христианство, превратить его из Божественного установления в некий общественно-государственный институт, имеющий свои моральные нормы, которые, впрочем, не обязательно соблюдать. И сколь тяжка эта борьба, можно заключить из того, что не раз на протяжении веков слышался в Церкви Христовой вопрос: не легче ли было тогда, когда горели костры и блистали мечи римских воинов, когда хищники устремлялись на арену и зрители замирали на трибунах, предвкушая кровавую расправу над последователями распятого Христа?

А наше время, наверное, еще сложнее; еще хитросплетенней, еще запутанней сама борьба – особенно в теперешней России, на всех землях, связанных с ней единым прошлым, общей историей. Позади у нас – гонения, по жестокости своей не уступающие гонениям эпохи Декия и Диоклетиана. Затем – десятилетия «антирелигиозной пропаганды», когда государство со всем своим аппаратом вело целенаправленную, «научно» организованную борьбу с религией. И само настоящее – теперь, когда появилась возможность трезво его оценивать, – представляется уже отнюдь не идиллическим, исполненным надежд на «расцвет» духовности и долгожданное «всенародное покаяние».

Что видели мы на протяжении ряда последних лет? – Открывались храмы, восстанавливались древние обители, Церкви возвращалось – с трудом и малыми дозами – отобранное у нее имущество. А параллельно, не встречая препятствий и затруднений, стремительно и неудержимо в нашу жизнь входило то, что именуется в Писании тайной беззакония в действии(2 Фес. 2, 7): невиданных масштабов хищения, бесконечные политические интриги, цинизм и жестокость, беспощадная борьба за место под солнцем как между «сильными», так и между «слабыми» мира сего, военные конфликты и массовая гибель людей, встречаемая (уже!) равнодушием общества, ужасающая безнравственность и разврат, – вот та реальность, которая окружает нас сегодня. И это же – тот фон, на котором возрождается Церковь…

По милости Божией многие сегодня (хотя поток их в последнее время поредел) обращаются ко Христу, покаяние и исправление жизни становится для людей насущнейшей потребностью. Но трудно, очень трудно в наше время человеку, только-только решившему жить новой – христианской – жизнью. Он приходит из среды, в которой царило воинствующее неверие или «волевое забвение» о Боге, вступает в Церковь из мира полуязыческого – и остается в самой его гуще. И как ему понять, как сердцем почувствовать, что теперь для него уже «другой есть мир, иная трапеза, иные одеяния, иное наслаждение, иное общение, иной образ мыслей» [2] Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы. С. 57. , когда он еще всецело находится в плену мира прежнего, под властью его обычаев, привычек, страстей? Все кажется таким «привычным» – и то, о чем стыдно и говорить(Еф. 5, 12), и то, о чем говорить просто страшно. Человек пришел в Церковь, сердце его влечется к Создателю своему Богу, но оно еще не пробудилось от сна, оно еще теплохладно, и ему невдомек еще, что вся жизнь христианина – борьба, что путь его – по тоненькой ниточке, протянутой над пропастью, где искушения слева и справа и опасность отовсюду. А ведь без этого понимания нет и спасения, нет истинной жизни во Христе. Поэтому необходимо познать, уразуметь – в чем он, «дух века сего», и вместе с тем определить свое место в этом мире, понять, действительно ли ты со Христом, или лишь уста твои исповедуют Его, а сердце отстоит далеко, отдано во власть мертвых интересов и дел (Мф. 15, 8).