Екатерина Честнова - 100 великих русских эмигрантов

Так или иначе, Курбский решился на побег. Гнев Ивана Грозного был страшен. Ведь к полякам перешел не кто-нибудь, а его ближайший соратник, с которым он был знаком с юных лет!.. Царь распорядился бросить мать, жену и девятилетнего сына перебежчика в застенок (все трое умерли там), смерть постигла также родных братьев Курбского, его имения были конфискованы в казну. Позднее в одном из своих сочинений князь писал: «Был я неправедно изгнан из Богоизбранной земли и теперь являюсь странником… И мне, несчастному, что царь воздал за все мои заслуги? Мою мать, жену и единственного сына моего, в тюрьме заточенных, уморил различными горестями, князей Ярославских, с которыми я одного рода, которые верно служили государю, погубил различными казнями, разграбил мои и их имения. И что всего горше: изгнал меня из любимого Отечества, разлучил с любимыми друзьями». Однако в этом отрывке, мягко говоря, многое неверно: никто Курбского из Отечества не изгонял, а репрессии его близких были спровоцированы именно его побегом.

Польский король сдержал слово и щедро одарил перебежчика. 4 июля 1564 г. ему было пожаловано местечко Крево и 10 сел в его окрестностях, а на Волыни – местечко Миляновичи с дворцом, местечко Вижва с замком, город Ковель с замком и 28 сел. Поселился бывший русский князь в Миляновичах, недалеко от Ковеля. Поскольку поместья ему дали только во временное пользование (так называемую «крулевщину»), окрестные паны тут же начали вторгаться во владения Курбского, захватывать земли, угонять к себе крестьян. Курбский не остался в долгу – между ним и соседями развернулась настоящая война с убитыми, ранеными и пленными. Но 25 февраля 1567 г. король «в награду за добрую, цнотливую (доблестную), верную, мужнюю службу во время воевания с польским рыцарством земли князя Московского» пожаловал Курбскому Ковель, Крево и окружавшие их села уже в вечную собственность. Тем не менее «ненавистные и лукавые соседи» по-прежнему оставались недовольны Курбским и на Люблинском сейме 1569 г. даже подали отдельную жалобу на него. Королю пришлось специально разъяснять, что поместья пожалованы князю за его исключительные заслуги и пересматривать это решение никто не будет. И все-таки тяжбы и склоки, время от времени переходящие в боевые действия, между Курбским и его соседями продолжались и позже.

Правда, при ближайшем рассмотрении ратные заслуги Курбского на польской службе исключительными назвать сложно. Он дважды участвовал в осаде Полоцка – в октябре 1564-го и августе 1579-го, а в июне 1581-го должен был воевать под Псковом, но заболел и поручил командование своим отрядом другому. Единственным крупным успехом Курбского-военачальника на польской службе стало сражение, которое он выиграл в январе 1565 г. под Великими Луками. Тогда 4-тысячный польский отряд под руководством князя разгромил 12-тысячную русскую армию. После этого Курбский настойчиво просил короля дать ему 30-тысячное войско, во главе которого он намеревался завоевать Москву. При этом князь предлагал приковать его цепями к телеге, окруженной стрельцами, и при малейшем подозрении в неверности тут же застрелить. Но руководство крупными соединениями поляки ему так и не доверили.

Любопытно, что в католичество Курбский не перешел, до конца своих дней оставаясь православным. Да и в его письмах проскальзывают упоминания о том, что происходившие в Московии события, «как моль», точили его сердце. До конца слиться с новой жизнью и растоптать в себе муки совести Курбский так и не смог. По-видимому, он одновременно считал себя и правым, и виноватым.

Наибольшую известность князю Андрею Михайловичу принесла его литературная деятельность. На фоне других знатных людей того времени князь выглядел настоящим энциклопедистом – он прекрасно знал древнюю и современную литературу и философию, рекомендовал молодым людям изучать не только Священное Писание, но и «шляхетные», то есть светские науки – риторику, грамматику, диалектику, астрономию. Уже в преклонные годы, сетуя на то, что «святорусская земля голодом духовным тает», Курбский изучил латинский язык и лично сел за переводы церковных сочинений Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста.

После бегства в Ливонию князю Андрею Михайловичу выпала возможность, которая не доставалась никому из эмигрантов после него, – высказать свои взгляды на политику в письме к своему главному оппоненту (в данном случае Ивану IV) и получить в ответ не молчание или высокомерную отписку, а такое же обстоятельное «открытое письмо». Переписка Курбского с царем началась сразу же после эмиграции князя, в апреле 1564 г. В первом письме, которое Курбский отправил царю из Вольмара, автор горестно восклицал: «Какого только зла и гонения я от тебя не претерпел! И сколько бед и напастей на меня ты навлек! И сколько ложных обвинений на меня ты возвел!» Главным образом князь упрекал царя в том, что он перестал прислушиваться к советам верных слуг. В ответных письмах царь не только обвинял перебежчика в измене и отвергал его упреки, но и объяснял свою позицию, излагал соображения по поводу дальнейшего развития Российского государства. «Переписка Грозного с Курбским» стала одним из ценнейших памятников русской литературы.

Семейная жизнь Курбского в Польше сложилась счастливо лишь со второй попытки. В 1571 г. он женился на знатной и богатой польке Марии Юрьевне, урожденной княжне Гольшанской. Но этот брак закончился тем, что Курбский потребовал развода с супругой и в апреле 1579 г. женился на девице из бедного дворянского рода – Александре Петровне Семашко, которая родила ему дочь Марину и сына Дмитрия. Скончался Курбский в мае (между 3 и 23-м числами) 1583 г. и был похоронен в трех верстах от Ковеля, в монастыре Святой Троицы в Вербке. Могила его не сохранилась. Шесть лет спустя решением суда Ковель был отобран у наследников Курбского и передан другому владельцу.

Род Курбских угас на внуке Андрея Михайловича – Яне, умершем без потомства в 1672 г. Но двадцать лет спустя в России объявились самозванцы – представители мелкого витебского рода Крупских, объявившие себя потомками знаменитого князя. Их приняли на русскую службу, но в дальнейшем самозванцы никак себя не проявили и закончили свои дни на каторге.

С годами облик подлинного, реального политика, полководца и писателя князя Курбского практически забылся. Он превратился в легенду, романтическую фигуру, стал героем стихотворений, исторических романов и драм, в которых его образ трактовался в зависимости от позиции автора. Например, М.М. Херасков в поэме «Россияда» упоминал Курбского как «некого ярого льва», вельможу, который искренне любит Отечество; К.Ф. Рылеев в своей балладе описывал его как «в Литве враждебной грустного странника», А.С. Пушкин в «Борисе Годунове» сочувственно назвал его «несчастным вождем», а первый биограф князя В.Ф. Тимковский писал о Курбском так: «Он имел ум твердый, проницательный и светлый, дух высокий, предприимчивый и решительный… Сердце его расположено было к глубоким чувствованиям любви к отечеству, братской нежности и искреннейшей благодарности; душа его открыта была для добра. Он был верный слуга самодержавия и враг мучительского самовластия. Презирал ласкателей и ненавидел лицемерие. Его просвещенная набожность и благочестие были, кажется, выше понятий того века, в котором он жил… Храбрость и вообще воинские доблести почитал он весьма высоко и, чувствуя в себе дар сей, позволил себе некоторую рыцарскую гордость, которая презирала души слабые и робкие. В самом деле, храбрость его была чрезвычайна, даже походила иногда на запальчивую опрометчивость и дерзость необузданную, и во всяком случае напоминает она мужество древних Русских Богатырей, или Витязей Гомеровых». Сейчас в Курбском видят то «первого русского диссидента» и борца за свободу, человека, значительно опередившего свое время, то обычного изменника, прельстившегося службой в иностранной армии. Как справедливо заметил современный биограф князя А.И. Филюшкин, «данный образ не имеет отношения к реальному Курбскому и в наши дни стал шаблонным символом правдолюбца, обличающего власть, причем даже не важно, с каких позиций». Но, по всей видимости, отсчет истории русской политической эмиграции все же можно вести именно с Курбского.