Борис Пьянков - Далекие берега

Вертолет приземляется в незнакомом месте. Машина зависает в метре над землей и из нее быстро, как чертик из шкатулки, выскакивает техник с металлическим штырем в руках. Он проверяет площадку, где будет стоять шасси машины, лишь только после этого вертолет посмеет надавить на землю своим весом. Ми—8 вместе с грузом может весить до двенадцати тонн, и такие предосторожности вовсе не являются излишними!

При посадке мы вспугнули медведя, и в воздухе еще пахнет зверем.

Выгружаем из вертолета груз. На руках начальника сидит белая пушистая кошечка по имени Пуся. Хозяева дома, в котором мы временно поселились, улетели в отпуск на далекую Украину. Они слезно просили последить за животным. Шефу ничего не оставалось сделать, как согласиться. Теперь пришлось взять Пусю с собой. Почуяв медведя, несчастное животное вцепилось в начальника всеми когтями. Кажется, только сейчас, эта домашняя кошка начала понимать, в какую передрягу она попала.

Палатка оказывается брошенной, но не пустой, а с вещами. Возле палатки валяются сковородка и ржавая печь. Много пустых ружейных гильз.

На прощанье договариваемся с пилотами о том, чтобы забрали нас через контрольный срок, – две с половиной недели, если не будет сеансов связи по рации.

Пока шеф с кошкой на плече задумчиво изучает содержимое загадочной палатки, мы начинаем разбивать временный лагерь. Скоро на террасе над ручьем появляются три шатровые палатки и одна обычная, геологическая.

Наша единственная дама привезла с собой свою палатку, справедливо полагая, что двухместная шатровая палатка, это попросту неудачная выдумка военных. Лишние вещи и продукты во вьючных ящиках мы складываем в свободную палатку, в довершение всего, над раскладным обеденным столом растягивается большой брезентовый тент.

Растущий повсюду кедровый стланик ограничивает обзор, но залив видно отлично.

Красота—то, какая! – Но любоваться местными ландшафтами некогда. Пора готовить ужин, и я иду за водой. Забавно; ниже по течению ручья, на большом камне аккуратно разложены умывальные принадлежности шефа. Совсем, как в гостинице.

Но в гостиницах не бывает бурых медведей! Хорошо, если он убежал совсем! – с содроганием оглядываюсь я, набирая в ведра ледяную воду из ручья.

– Можно я не буду распаковывать нашу печку, а возьму эту? – спрашиваю я начальника, кивая на ржавую печь, брошенную неизвестными людьми.

Недостатка в дровах не наблюдается. Хозяева старой палатки успели принести с берега большие запасы плавника. До берега отсюда два с половиной километра, высота лагеря над уровнем моря пятьсот метров.

Шеф говорил, что спуститься отсюда к морю можно только в непромокаемых сапогах, двигаясь вдоль ручья и перелезая через особо крупные камни. Это средний уклон в пятнадцать градусов. Сколько же усилий потребовалось этим людям, чтобы запастись дровами, просто уму непостижимо!

После ужина, сидя на раскладном стульчике, долго пью чай. Сквозь проржавевшие дыры видно, как в печи играет огонь. С нашей межгорной террасы открывается вид на залив Шелихова. На его противоположном берегу заметна полоса изломанных синих гор, подсвеченная заходящим за них солнцем. Потрясающее зрелище! Дома, в Москве, сейчас полдень.

Машинально отмечаю, что в этом месте почти нет комаров, вероятно, им мешает постоянный бриз, отмеченный шефом в этих местах. Он, как опытный «полевик», знал, где поставить лагерь!

Фред командует отбой. Пора забираться в спальный мешок. Жаль, я бы посидел у печи еще немного. Интересно, а где будет ночевать наша кошка?

Оглушительно звенит в ушах. Фред предусмотрительно захватил с собой небольшой будильник, который стоит на зеленом вьючном ящике, заменяющем нам прикроватную тумбочку. Прохладно. Как не хочется вылезать из нагретого, пахнущего брезентом спального мешка!

Утреннее умывание тоже не доставляет мне удовольствия. Зубы ломит от холодной воды, а плечи покрываются мурашками. Из лагеря спускается голый по пояс Фред, которого, кажется, не берет никакой холод. Вместе с ним совершают обряд утреннего омовения ко всему привычные водолазы.

К ручью не спускается только Галина Ивановна, главный геолог. Как дама привычная к комфорту, она привязала к столбу, поддерживающему ее палатку, небольшой рукомойник из алюминия.

Пора завтракать. Странно, но сейчас я с трудом вспоминаю наше тогдашнее меню. Помню, что у нас было с собой сливочное масло, сосисочный фарш в банках, тушенка, и яичный порошок. В поселке была пекарня, и мы прихватили с собой большой бумажный мешок с подрумянившимся хлебом. Во вьючных ящиках лежали крупы, пакетики с сухими супами и чаем. Наверное, были и другие продукты, одним словом, во время полевых работ мы не голодали.

Роль единственного лакомства выполняло сгущенное молоко с сахаром. Я был весьма неравнодушен к этому продукту, и в конце нашей поездки из-за сгущенки со мной произошли небольшие неприятности: из моей зарплаты вычли деньги за стоимость целого ящика сгущенного молока.

После завтрака надеваю поверх брезентовой куртки пояс, на котором висят нож, кобура с ракетницей и патронташ для запасных ракет. На шее болтается пленочный фотоаппарат «Смена» —8. Закрутив вокруг ног раструбы резиновых сапог необъятного размера, чувствую себя первопроходцем. Картину дополняют рюкзак и тяжелый молоток с длиной деревянной рукояткой. Перехваченный наоборот, этот классический инструмент геолога может использоваться при ходьбе, как дополнительная опора.

В первый маршрут, на разведку прилегающей местности уходим все. Сквозь заросли кедрача до нас долго доносится жалобное мяуканье кошки, оставленной в лагере.

К морю приходиться пробираться вдоль заросшего различной растительностью ручья, другой дороги здесь нет. За тысячи лет текущая вода пробила себе дорогу среди невообразимого хаоса из темных каменных глыб, и теперь ее струи падают небольшими водопадами; лишь иногда причудливые нагромождения камней сменяются узенькими галечными отмелями, над которыми свисают зеленые ветки деревьев. Здесь очень красиво, но смотреть по сторонам некогда.

Осторожно пробираемся среди скользких камней. Оступиться нельзя, переломанные ноги доставят крупные неприятности не только мне. Неожиданно до нас доносится удивленный возглас.

– А это что такое? – удивляется один из дайверов. (За давностью лет уже не помню, как его звали).

Прямо посреди ручья на небольшой отмели стоит странное устройство, больше всего напоминающее огромное ржавое корыто. Дно корыта покрыто мелкой галькой.

– Это же лоток! – говорит Фред. – Большой лоток для промывки золота. Похоже, что до нас здесь побывали черные старатели!