Рэймонд Моуди - Жизнь после жизни: Исследование феномена продолжения жизни после смерти тела

В таких специализированных областях, как логика, право и наука, такие слова, как «вывод», «свидетельство» и «доказательство», являются техническими терминами и имеют более строгое значение, чем в обыденной речи. В повседневной жизни мы употребляем эти слова в более широких значениях. Одного взгляда на популярные журналы, полные «сенсаций», достаточно, чтобы убедиться, что почти любая неправдоподобная история подается как «доказательство» какой-то невероятной теории.

В рамках логики то, что можно сказать, и то, чего нельзя сказать, на основании заданного набора посылок вовсе не будет произвольным решением. Такие выводы очень четко и строго определяются правилами, традициями и законами. Когда кто-то говорит, что сделал определенный «вывод», подразумевается, что любой человек, который возьмет те же посылки, придет точно к такому же выводу, если только где-то по дороге не ошибется.

Этот комментарий показывает, почему я отказываюсь делать какие-либо «выводы» из своего исследования и почему я говорю, что не пытаюсь выстроить доказательства древней теории о жизни после смерти тела. Однако я думаю, что эти рассказы об околосмертном опыте все же очень важны. Я хотел бы найти какой-то усредненный способ их интерпретации, который не отрицал бы этот опыт на основании того, что для него нет научного или логического обоснования, но и не делал бы из него сенсацию, предлагая туманные эмоциональные заявления, что якобы эти истории «доказывают» существование жизни после смерти.

В то же время мне кажется вполне возможным то, что наша сегодняшняя неспособность предъявить «доказательства» не является ограничением, которое естественным образом проистекает из самой природы околосмертных переживаний. Возможно, это ограничение связано только с тем, что в наше время приняты такие методы научного и логического мышления. В будущем ученые и логики могут быть совсем иными. (Следует помнить, что исторически логика и научная методология были не зафиксированными раз и навсегда статичными системами, а живыми динамическими процессами.)

Поэтому я остаюсь не с выводами, не со свидетельствами и не с доказательствами, а с чем-то гораздо менее определенным: с чувствами, вопросами, аналогиями, загадочными фактами, которые только предстоит объяснить. На самом деле более уместно спрашивать не о том, какие выводы я сделал из своего исследования, но о том, как это исследование затронуло меня самого. В ответ на это я могу сказать только, что людям, рассказывавшим мне о своем опыте, удалось меня вполне убедить, но эту убежденность не так легко перенести в книгу. Околосмертный опыт для них самих был очень реальным, и, благодаря тому что я с ними общался, для меня он тоже стал реальным событием.

Однако я понимаю, что это психологическое, а не логическое соображение. Логика — дело публичное, а психологические соображения таковыми назвать нельзя. Одного человека можно впечатлить или каким-то образом изменить, а другой на те же обстоятельства отреагирует совершенно по-другому. Все зависит от настроя, от характера, и я не стал бы утверждать, что моя собственная реакция на это исследование должна быть законом и примером для всех остальных. В этом свете вы можете спросить: «Если интерпретация этого опыта настолько субъективна, зачем его вообще изучать?» У меня нет иного ответа, кроме как снова вспомнить о том, что природа смерти волнует людей по всему миру. Верю, что надо использовать любую возможность пролить свет на этот вопрос.

Просвещение в этой сфере нужно профессионалам самых разных специальностей и областей знания. Это нужно врачу, которому приходится иметь дело со страхами и надеждами умирающего пациента, и священнику, который помогает другим людям встретить смерть лицом к лицу. Также это необходимо психологам и психиатрам, ведь, для того чтобы разработать надежный метод терапии эмоциональных расстройств, им требуется знать, что такое разум и может ли он существовать отдельно от тела. Если нет, тогда фокус внимания в психотерапии будет смещен в сторону физических методов — лекарств, электрошоковой терапии, нейрохирургии и так далее. С другой стороны, если есть данные о том, что разум может существовать отдельно от тела, что это нечто независимое, тогда терапия ментальных расстройств будет выглядеть совсем по-другому.

Однако здесь в действие вступает нечто большее, чем академические и профессиональные интересы. Здесь затронуты глубоко личные материи, потому что то, что мы узнаем о смерти, может самым радикальным образом повлиять на то, как мы живем. Если переживания такого типа, как я описал, действительно реальны, то это на самом глубинном уровне воздействует на то, что каждый из нас делает с собственной жизнью. Ведь тогда нужно будет признать, что мы не можем в полной мере понять жизнь, пока не увидим, хотя бы мельком, мир иной.

Примерно 41 год назад я стоял перед членами Медицинского исторического общества Милтона Энтони в штате Джорджия и рассказывал им о сверхъестественном феномене, который я тогда изучал; я назвал его околосмертным опытом. Пережившие его, строго говоря, не умерли, но были настолько близки к смерти, насколько только может быть человек, который потом вернется к жизни. «Смерть — это прекращение всех функций организма, — сказал я примерно пятидесяти врачам, заполнившим зал. — По крайней мере, тех функций, о которых нам известно».

Многие из слушателей работали на том же медицинском факультете, где учился я, и знали меня как серьезного студента, знали, что, прежде чем последовать по стопам отца и пойти в медицину, я преподавал в университете философию. Однако, несмотря на то что слушатели были мне знакомы, у меня вспотели ладони, и я прилагал все усилия, чтобы у меня не дрожал голос, когда я описывал необыкновенные переживания, выпадающие человеку на грани жизни и смерти.

Я так волновался потому, что ожидал от слушателей насмешек. Но во время лекции я начал замечать то, о чем и подумать не мог. В глазах врачей, одного за другим, вспыхивали искорки узнавания. Они явно и раньше слышали, как пациенты описывают внетелесный опыт и взлет по тоннелю, слышали от них рассказы о «существах света» или о недолгих, но незабываемых визитах на небеса. Они не знали, как отвечать на вопросы пациентов об этих феноменах, но по крайней мере теперь для них появилось название и надежда, что исследования будут продолжаться и их опыту найдется подтверждение.

Реакция моей образованной аудитории привела меня в восторг. В следующие несколько недель словно прорвалась плотина: так много ко мне подходило врачей, чтобы по секрету поделиться историями об опыте своих пациентов, побывавших на пороге смерти. Эти рассказы воодушевили меня продолжать изыскания и вошли в корпус случаев, на который я опирался при написании этой книги.