Мигене Гонсалес-Уипплер - Что происходит после смерти [Научные и личные свидетельства о жизни после смерти]

Знаменитый физик сэр Артур Эддингтон считал, что «идея Вселенского Разума, или Логоса, могла бы быть в известной степени принята в условиях современного состояния научной теории; по крайней мере, она находится в гармонии с ней». Из этого высказывания можно было бы сделать вывод, что наука признала существование Бога.

Если понаблюдать за дебатами и спорами ученых, пытающихся разгадать загадки Вселенной, то может сложиться впечатление, что они постоянно «очаровываются» религией и мистицизмом. Фрэд Нойль, создатель теории стационарной Вселенной (в противоположность теории большого взрыва), заметил с легкой иронией по этому поводу: «Мне всегда казался любопытным тот факт, что в то время как большинство ученых призывает избегать религии, она, фактически, влияет больше на их мысли, чем на представителей духовенства».

Значительно более осторожный Микио Кейку, блестящий молодой профессор, преподающий теоретическую физику в колледже Нью-Йоркского городского университета, в своей популярной книге «Гиперкосмос» представил миру ясно изложенную теорию суперстринга , что стало новой излюбленной концепцией физиков. Идея суперстринга для физиков — то же самое, что вода для умирающего от жажды. В течение многих лет физики боролись с эйнштейновским видением Единой Теории, согласно которой четыре главные силы физического мира — гравитация, электромагнетизм, сильные и слабые ядерные силы должны быть гармонично объединены. Эта теория, возрожденная как Теория Всего, озадачила большинство ученых, потому что они, казалось, были не в состоянии объединить ее компоненты. Но концепция суперстринга, похоже, смогла разрешить эту головоломку, элегантно представив все эти силы как вибрации в пространстве более высокого измерения. Математическая путаница, созданная Теорией Всего, исчезла в суперстринговом мире. Но чем особенно важна эта книга, так это подтверждением факта, что многомерный мир, всплывший в теории суперстринга, странным образом напоминает многоуровневый астральный мир. Как объясняет Кейку в своей книге, теория суперстринга предполагает существование десяти измерений. Четыре измерения нам знакомы, другие шесть являются частью другой «вселенной», которая очень сильно сжалась почти до бесконечно малой точки во время Большого Взрыва, когда появилась наша Вселенная. Согласно теории суперстринга, «до Большого Взрыва наш космос в действительности был совершенной десятимерной системой, миром, где были возможны межпространственные перемещения. Однако этот десятимерный мир стал нестабильным и „раскололся“ на два, создав две отдельные вселенные: четырехмерную и шестимерную… Наш четырехмерный мир расширился в результате взрыва, в то время как наша близнецовая шестимерная вселенная сильно сжалась до бесконечно малого размера… Эта теория предсказывает, что наша вселенная имеет карликового близнеца, парную вселенную, которая свернулась в шестимерный шар, слишком маленький, чтобы его увидеть. Эта шестимерная вселенная… может в конечном итоге оказаться нашим спасением». Здесь Кейку ссылается на концепцию, представленную физиком из Колумбийского университета Джеральдом Фейнбергом, который предположил, что в последние моменты ожидаемого коллапса Вселенной наша сестринская Вселенная еще раз расширится, чтобы дать нам возможность путем межпространственного перемещения избежать гибели. И в то время как теория суперстринга говорит только о десяти измерениях двух сестринских вселенных, растет число ученых, которые заявляют о существовании одиннадцати измерений. Это предполагает, что наша близнецовая Вселенная состоит из семи измерений, что вполне согласовывается с идеей семи уровней астрального мира. Но не столь важно, имеет ли эта близнецовая Вселенная шесть или семь измерений. Самое главное, что теория суперстринга дает нам концепцию существования других измерений, отличных от известных нам, и, что особенно важно, объяснение причин, по которым мы не можем их увидеть. Они сжаты в точку в космосе, столь малую, что недоступны нашему физическому зрению и нашему физическому телу, но, возможно, вполне доступны нашей равным образом невидимой душе.

Итак, мы могли убедиться в том, что наука неохотно, но все же начинает вступать в контакт с мистицизмом для того, чтобы принять концепции множественных измерений, которые легко отождествляются с астральным миром, бессмертием души, идеей реинкарнации и концепцией Космического Творца или Бога. Единственное, что нам требуется сейчас, это достаточная вера, чтобы жить в соответствии со всеми нашими поистине величественными идеями и ожиданиями.

Вторая часть этой книги более субъективна, чем первая, и посвящена ряду различных воплощений духа, называющего себя Киркудианом. Когда я обдумывала вторую часть этой книги, я уже слышала о Киркудиане. Я знала, что он в высшей степени развитое существо, которое имело несколько жизней на Земле и взяло себе земное имя. Я выбрала Киркудиана в качестве центрального героя моего рассказа, как, впрочем, могла выбрать любое другое духовное существо. Это было произвольное решение, так как я хотела лишь проиллюстрировать идею, представить концепцию реинкарнации наиболее понятным образом. Но теперь я знаю, что не я выбрала Киркудиана своим главным героем, а он выбрал меня для того, чтобы поведать свою историю. Я знаю, что в это трудно поверить. Но прежде чем вы станете думать обо мне как о сочинительнице сказок, я хочу предложить вам некоторые факты.

История Киркудиана о его различных воплощениях на Земле и в других мирах приходила ко мне по частям, постепенно разворачиваясь перед моим мысленным взором — так же, как последовательно раскрывается в книге. Когда я писала первую главу, я еще не знала, что произойдет во второй, а когда работала над второй — понятия не имела, что будет в третьей, четвертой и в любой из последующих глав. Обычно писатель не так пишет книгу. Составляется бесконечное количество набросков и несколько вариантов черновиков, прежде чем книга приобретает свой окончательный вид. Конечно, подсознание играет важную роль на всех этих этапах, снабжая писателя новыми озарениями и интересными решениями. Но в случае с Киркудианом все было иначе. Мой ум терпел неудачу всякий раз, когда я пыталась представить, что должно произойти в следующих главах. В конце концов я оставила эти попытки и позволила книге писаться самой. Был лишь один черновик — и его не пришлось переписывать.

Вы, возможно, слышали о том, что автор бывает «одержим героем» при сочинении художественного произведения: один или больше героев «овладевают» писателем, и внезапно он замечает, что пишет сцены и диалоги для героя, которые не входили в первоначальный план книги. Так же было и с написанием истории Киркудиана, более того — Киркудиан, по сути дела, сам и написал ее. Я же просто сидела за компьютером и набирала слова и предложения, как под диктовку.