Карлос Кастанеда - Отдельная реальность: Дальнейшие беседы с доном Хуаном

Я ужасно разозлился и сказал, что это низко — играть самыми глубокими чувствами и преданностью людей.

Дон Хуан хохотал до слез. В эти мгновения я его ненавидел. Так и хотелось съездить ему по физиономии и укатить восвояси. Но в его смехе обнаружился странный ритм, который почти парализовал меня.

— Ну-ну, зачем же так злиться? — произнес дон Хуан успокаивающим тоном.

Потом он сказал, что ни одно из его действий не было фарсом и что он сам когда-то точно так же рисковал жизнью. Это было очень давно. Его бенефактор хитростью втянул его в суровую переделку, то же самое дон Хуан сегодня проделал со мной. Но бенефактор дона Хуана был человеком жестоким и не возился с ним так, как он со мной. Еще дон Хуан довольно резко добавил, что Ла Каталина действительно пробовала на нем свою силу, пытаясь убить его.

— Теперь она знает, что я лишь забавлялся с ней, — сказал он, смеясь, — и она возненавидит за это тебя. Со мной ей ничего не под силу сделать, зато на тебе она попытается выместить все. Сейчас она, однако, не знает, чего ты в действительности стоишь, поэтому будет вести разведку, понемногу тебя испытывая. Так что выбора нет. Ты должен учиться, хочешь ты этого или нет, иначе окажешься в лапах этой дамы. А она шутить не любит.

И дон Хуан напомнил мне, как она перемахнула через дорогу.

— Не злись, — сказал он. — То, что я сделал, не было обычной хитростью. Таково правило.

Действительно, прыжок этой леди через шоссе был явлением умопомрачительным. Причем я видел это своими собственными глазами — в мгновение ока она перелетела на другую сторону довольно широкой трассы. Деться от этого факта было некуда. Начиная с этого момента, вся история с ведьмой крепко засела в моей памяти, и мало-помалу у меня накопились доказательства того, что она и впрямь меня преследует. В итоге все это вылилось в то, что под давлением иррационального страха я оставил ученичество.

Через несколько часов, сразу после полудня, я вернулся к дому дона Хуана. Тот явно уже поджидал меня. Когда я вышел из машины, он подошел и начал с любопытством меня рассматривать. Обойдя вокруг меня пару раз и не дав мне раскрыть рта, он спросил:

— Откуда нервозность?

Я объяснил, что утром меня что-то испугало, и я уехал, так как чувствовал невидимое присутствие. Я чувствовал, что что-то бродило вокруг, как это бывало и в прошлом. Дон Хуан сел и, казалось, погрузился в свои мысли. Лицо его было необычно серьезно. Он казался уставшим. Я сел рядом и стал разбирать свои записи.

После длинной паузы лицо его просветлело, и он улыбнулся.

— Утром к тебе приходил дух источника. Это его ты почувствовал. Но я же предупреждал тебя, что нужно быть готовым к неожиданным встречам с силами. Мне казалось, ты понял.

— Я понял.

— Тогда почему боишься?

Я не мог ответить.

— Дух источника стоит на твоем пути. Он уже коснулся тебя в воде. И, уверяю тебя, коснется еще. И если ты не будешь готов к этой встрече, тебе настанет конец.

Слова дона Хуана весьма меня обеспокоили, однако ощущение было довольно странным: я был встревожен, но не напуган. Слепой страх, который охватывал меня раньше, теперь уже не возникал, что бы ни происходило. Я спросил:

— Что мне делать?

— Ты очень легко все забываешь, — сказал он. — Мы не по своей воле становимся на путь знания — нас на него загоняют и постоянно пришпоривают. На этом пути нам постоянно приходится с чем-то бороться, чего-то избегать, быть к чему-то готовыми. И это что-то всегда непостижимо, всегда мощнее нас, всегда нас превосходит. Непостижимые силы придут к тебе. Сейчас это — дух источника, потом будет твой собственный союзник . Поэтому сейчас тебе нечего делать, кроме как приготовиться к борьбе. Несколько лет назад тебя пришпорила Ла Каталина, но она — всего лишь колдунья, это была хитрость для начинающих.

В мире действительно множество устрашающих вещей, а мы — беспомощные создания, окруженные непостижимыми и неумолимыми силами. Обычный человек по невежеству своему полагает, что их можно объяснить или изменить. На самом деле он не знает, как это сделать, однако надеется, что человечество рано или поздно сумеет объяснить их или изменить. Маг, с другой стороны, не думает об их понимании или изменении. Вместо этого он учится использовать эти силы, перенаправив себя, приспособившись к направлению их действия. В этом заключается его хитрость. В магии нет ничего особенного, достаточно лишь эту хитрость узнать. Маг лишь немногим лучше обычного человека. Магия не избавляет его от проблем. В действительности она ему даже мешает, потому что усложняет жизнь и делает ее опасной. Открываясь знанию, маг становится уязвимее обычного человека. С одной стороны, его ненавидят и боятся люди. Естественно, они стараются всяческими способами сократить ему жизнь. С другой — непостижимые и неумолимые силы. Они окружают нас, и нам никуда от них не деться уже только по той причине, что мы живы. Для мага они представляют собой даже более серьезную опасность, чем люди. Если мага пронзит человек, ему больно, по-настоящему больно. Но это ничто по сравнению с тем, что бывает, если его заденет союзник . Открываясь знанию, маг попадает в лапы сил. Единственное средство, позволяющее ему уравновесить себя — это воля. Поэтому он должен чувствовать и действовать как воин. Я еще раз повторяю: только воин выживает на пути знания. Сила того, что он воин, является тем, что помогает магу жить лучшей жизнью. Я обязан научить тебя видеть. Не потому, что мне этого хочется, а потому, что ты избран, на тебя указал мне Мескалито. Однако научить тебя действовать и чувствовать как воин — лично мое стремление, потому что я уверен, что быть воином — это наиболее подходящий способ жить. В связи с этим я стараюсь представить тебе эти силы так, как их воспринимает маг, потому что только под их ужасающим воздействием человек может стать воином. Если бы ты научился видеть , не став предварительно воином, это ослабило бы тебя ложным смирением и желанием отступить. Тело твое разрушилось бы, потому что ты бы сделался безразличным. Так что сделать тебя воином — мое собственное намерение. Тогда ты не разрушишься.

Ты неоднократно повторял, что всегда готов к смерти. Я считаю, что чувствовать себя всегда готовым к смерти не обязательно. Это бесполезное индульгирование. Воин должен быть готов только к битве. Ты говорил, что родители искалечили твой дух. Я думаю, что дух человека есть нечто такое, что легко искалечить, хотя и не теми действиями, которые ты считаешь калечащими дух. Я полагаю, что твои родители искалечили тебя, сделав индульгирующим, мягким и склонным цепляться за вещи.

Дух воина не привязан ни к потаканию, ни к жалобам, как не привязан он ни к победам, ни к поражениям. Единственная привязанность воина — битва, и каждая битва, которую он ведет, — его последняя битва на этой земле. Поэтому исход ее для него практически не имеет значения. В этой последней битве воин позволяет своему духу течь свободно и ясно. И когда он ведет эту битву, зная, что воля его безупречна, он смеется и смеется.