Джон Ури Ллойд - Этидорпа, или край Земли

"Да. То, что Вы называете светом, есть форма ощутимой энергии, к которой адаптированы способности животных, живущих на земной поверхности, через их органы зрения. При столкновении с поверхностью земли солнечная энергия преобразуется, но большая её часть проходит дальше вглубь земной субстанции в изменённом или нарушенном состоянии. Организмы животных, живущих внутри земли, должны обладать особым развитием для использования её в новой форме, но таким ощущением в действительности владеют до некоторой степени животные, известные человеку. Есть сознание позади сознания, существуют степени и глубины сознания. Земноводные черви и некоторые виды рыб и рептилий в подземных течениях (люди называют их низшими организмами) не используют органы зрения, но осознают предметы, ищут пищу и убегают от своих врагов".

"У них нет глаз, - воскликнул я, забыв, что разговариваю с безглазым существом - как же они могут видеть?"

"Вам следовало бы поразмышлять о том, что человек не может предложить удовлетворительного объяснения тому, чего он не видит собственными глазами. В одном отношении эти, так называемые, создания стоят выше человека на шкале жизни, ведь они видят (оценивают) без глаз. Поверхности их тел в действительности являются источниками восприятия и местами сознания. Человек должен научиться видеть своей кожей, ощущать вкус пальцами и слышать поверхностью своего тела. Рассечённый нерв или ученик человеческого глаза, не даёт физиологу объяснения о своей подлинной силе. Разве удачлив человек, подвергая риску столь хрупкий орган? Физиолог не может сказать, почему или как нерв языка может различать между горьким и сладким, или выразит впечатление вкуса, или почему нерв уха передаёт звук, а глазной нерв передаёт впечатление зрения. Существует непроходимый барьер позади всех форм нервных впечатлений, который не в состоянии устранить ни микроскоп, ни иные методы исследования для здравого смысла человека. Пустота, разделяющая мягкую массу материального нерва от сознания, шире, чем солнечная вселенная, ибо даже от самой отдалённой звезды мы можем получать изображение никогда нескончаемого полёта луча света, начавшего когда-то своё путешествие в космосе. Может ли какой-либо человек нарисовать силуэт того моста, который соединяет интеллект с нервом или мозгом, умом или любой другой формой материи? То, что поверхность тел некоторых животных способна выполнять определённые функции, такие же, как человеческий глаз выполняет для самого человека, не более таинственно, чем функция самого глаза. Термин темнота является выражением, применяемым для обозначения того, что для мозга, управляющего человеческим глазом, то, что человек называет отсутствием света, является неузнаваемым. Если бы люди были более великодушны и менее эгоистичны, то они открыли бы свой ум реальности того, что определённые животные действительно обладают некоторыми чувствами, развитыми лучше, чем у человека. Учителя людей слишком мало говорят о том, что знают, и пренебрегают великим невидимым. Кошачье племя, некоторые ночные птицы и многие рептилии могут в темноте видеть лучше, чем при свете. Пусть человек сравнит нервное пространство своего глаза с высоко развитым глазом любого из этих созданий, и он поймёт, что различие заключается в мозге или интеллекте, а не в оптической визуальной поверхности. Когда люди смогут объяснить, как свет действует на глазные нервы и как он порождает такой эффект на расстоянии, что приносит к мозговым тканям человека, к его чувствам предметы, которых он не касается. Тогда, может быть, они будут способны объяснить, каким образом энергия в темноте может повлиять на глазной нерв совы и запечатлеть видения в мозгу такого создания. Не должно ли подчинённое чувство света у человека подвести его к вопросу о том, что вместо недостаточности визуальной мощи, нет ли недостаточности его мозговой способности. Вместо того, чтобы признать, что глаз человека не способен к получению впечатления ночной энергии и не стремится улучшать себя в направлении совершенства, человек размышляет над тем, может или не может его мозг, при надлежащем культивировании или искусственном стимуле, быть ещё развитым так, чтобы получать более глубокие нервные впечатления, при помощи которых можно сменить темноту на свет".

"Это очень интересное изложение, - сказал я - хотя я склонен к агностицизму, моё представление о возможном будущем сознании, лежащим перед человечеством, расширилось. Поэтому я принимаю Ваше рассуждение, возможно из-за того, что не могу опровергнуть его, да и не желаю этого. А теперь я спрашиваю Вас снова, не могли ли Вы мне объяснить, каким образом глубокая, как ночь, тьма регенерировалась настолько, что эта огромная пещера стала доступной моему видению?"

"В будущем это будет понятно, - ответил он - давайте возобновим наше путешествие".

Мы прошли через сухое, хорошо проветриваемое помещение. Формации сталактитов всё ещё существовали, указывая на прошлые периоды капания воды, но как только мы прошли вперёд, я не увидел следов нынешнего просачивания, а развивающиеся и разъедающие среды, действовавшие в прошлых веках, должно быть, очень давно приостановили свою деятельность. Пол был из твёрдого камня, совершенно чист от земли и упавших каменных фрагментов. Его поверхность была гладкая, но главным образом расположенная мягкими волнистыми линиями. Необыкновенно мягкий излучающийся свет, о котором мой спутник упоминал, как об "оживляющей темноте" или "регенерированном солнечном свете", проникал во всё пространство вокруг меня. Но я не мог из-за него отличить стороны громадной пещеры. Яркость его была такого свойства, что давала различие предметов, находящихся под рукой, а на коротком расстоянии за ними теряла свою чёткость и раскрывающуюся мощь. Я бы сравнил такой эффект с ярким светом, сияющим сквозь плотный туман, если бы среда вокруг нас была прозрачная, а не молочная. Свет осаждался в небытие. Он проходил от существования позади меня и около, как будто уничтожаясь, не теряя своего переливчатого вида, чем-то, напоминая тот, что проходит через расширяющийся туман. Более того, он как будто освещал детали таких объектов, которые находились в окружности определённой площади вокруг меня, но за её пределами терял свою интенсивность. Пуговицы на моём пальто казались настолько отчётливыми, как если бы находились под сиянием солнечного света, одна половина была крупнее другой, как я об этом знал в прошлом. Складки моей ладони виделись чётким серпантиновым рельефом, который я видел ясно, как если держать руки близко около глаз. Мои пальцы казались неуклюжими, а все части моего тела были увеличены в пропорциях. Место возле пределов моего уровня восприятия напоминало мне пустоту, но не темноту. Круг стирания определял границу сверкающего пояса, который продвигался вперёд, как только мы двигались, и закрывался позади нас. Эта линия, или скорее демаркационная зона, разделявшая видимое от невидимого, была, по-моему, около двухсот футов длины, но могла быть больше или меньше, поскольку у меня отсутствовал метод измерения расстояний.