Алексей Менялов - Смотрите, смотрите внимательно, о волки!

Для ведающего общение с ведающим — награда. Однако долг возвещателя Волшебного слова перед пламенем-огнём-кресом требует от ведающего отказа от удовольствий малолюдного Заполярья. Ему приходится избирать для жительства места более людные, несколько южнее — приглядываясь к каждому впущенному в эту жизнь поколению, чтобы помочь тому, кто способен задать вопрос там, где остальные для вопросов не видят ни малейшего повода.

Кузница — это не единственный вход на Воргу, но самый проторенный. Познать слово можно в любом деле, в котором угадывается какая-либо древняя профессия. Этот выход, эти врата надлежит поддерживать ради других, поэтому коваль мечтает о кузнице, подобно встречи с волком .

Но мы все стеснены оковами необходимости зарабатывать.

Буквальная кузница обеспечивала ковалей средствами к существованию тысячи лет — нож отковать, подкову, варгу. Но времена меняются.

В последние полтора столетия изменился способ производства — в век штамповки кузнецу времён юности Сталина приходится профессию предков менять. Название места работы иное — хотя ведающий может остаться ковалём по сути, опустившись разве что ступенью ниже и став лишь неугодником .

Давайте рассудим, кем могли работать ковали , скажем, в 60-е — 70-е годы XX века? Во времена, когда спроса на продукцию классических кузниц уже практически не осталось?

Кузнец в древности не только ковал, но и путешествовал. Не было тогда ни отделов снабжения советского времени, ни менеджеров нынешнего — ездить добывать железо он отправлялся сам, порой, вероятно, в дальние края. Возможно, и железо из руды выплавлял он тоже собственноручно. И даже сам эту руду находил. Он ещё и, как бы, геолог.

Таким образом, волхв в одном лице соединял и технолога по горячей обработке металлов, и «дальнобойщика», и геолога, и химика, и педагога — потому что смысл жизни коваля в воспитании духовного сына.

Итак, традиционные кузницы отошли. Куда идти и ему самому и его потомку? В кузнечный цех? Доступ к горячему металлу есть — но могут поручить годами выполнять одну и ту же операцию, одну и ту же, а это не для коваля . К тому же, нет возможности для путешествий (соответственно и посвящения в культе земли !!). Да и детей в цех не пропускали, а живущий в душе коваля педагог такого ограничения самореализации не потерпит.

А вот если коваль работает геологом, то тогда есть и путешествия, и ковка (вся советская техника в полевых условиях чинилась с помощью кувалды). Есть в партиях и молодёжь, практиканты — мало, но есть. Моя мать в эпицентр Тунгусского феномена студенческую молодёжь в начале 50-х водила пачками — набирала рабочими в свою партию. Но вот кувалды в руках, думаю, не держала никогда. Или немного.

А вот если ты дальнобойщик 60-х, то кувалда — твой любимый инструмент. Путешествий — море. В том числе и в Арктику. Сосед мой всю страну объездил. Хотя на новом месте зарплата выше не была. И эта, казалось бы, «бесцельная» смена мест ради новых территорий была «нормой».

И дети, когда ты ремонтируешься, вокруг, как заворожённые, стоят, смотрят. Сам стоял. И смотрел. Как заворожённый. Как раз тогда был в том возрасте, когда Сталин ребёнком попал в кузницу-валду. А ведь помню, со мной эти шоферы разговаривали. А я их благоговейно слушал. А что говорили — не помню.

Здорово.

Жаль только, уж очень много лет понадобилось, чтобы понять .

Коваль без кузни — лишь неугодник .

Вернее, так: тот, кто пред кресом не возвещает Волшебное слово — просто неугодник . Молоко на губах не обсохло.

Таким образом, из всех специальностей, которые я знаю, в 60-е к кузнецам древности по возможности самореализации ближе всего были водители грузовиков. И точно, в те времена единственная социальная группа нашего общества, которая в среде кромешного о Сталине вранья оказалась не гипнабельной, и свою приверженность Истине не боялась проявлять, — дальнобойщики (они тогда назывались дальнорейсовики). Они чуть ли не все как один прикрепляли на лобовое стекло портрет Сталина. Всё моё поколение помнит эти кустарно размноженные портреты на лобовых стёклах — и до сих пор вспоминает.

Не знаю, кому из тех, кто от страха обмирал, видя эти портреты, помог этот акт личного мужества, а мне они точно помогли. По меньшей мере, эти портреты на лобовых стёклах помогли разобраться в том, что кузнец в эпоху научно-технической революции вовсе не обязательно стоит у штамповочного агрегата. Низкий вам поклон, шофера 60-х, отважные люди! Вечность вам принадлежит по праву.

Жутко сказать, но за всю мою глупую жизнь не нашлось ни одного человека, который бы взялся противостать «красной шапочке» стаи цивилизаторов и попытался бы мне доказать, что Сталин — это соль земли! Ни одного! То ли я смотрюсь полным идиотом, то ли слишком мало тех, кому по росту чувствовать величие Сталина и кто одновременно способен об этом внятно говорить.

Не встретил ни одного! А ведь тысячи людей скользнули мимо. Самому пришлось сдирать с себя эту нахлобучку из «красной шапочки»! Распутывать по нитке.

К 1917-му году ковали уже были вовлечены в процесс исхода из обжитых за тысячелетия кузниц. Семьи в России в те времена были большие, детей человек по восемь, и, очень может быть, что детская смертность среди кузнецов была меньше, чем в среднем по стране и планете. Создаётся впечатление, что в условиях бурного промышленного роста у мастеров горячих цехов учеников всегда вдосталь. Да и выбора-то особенного не было — ни катеров, чтобы стать капитанами, ни трэйлеров, чтобы стать дальнобойщиками. Так что в Революцию ковали растворены были в среде рабочего класса.

То, что неугодники в тот период были именно в этой среде, многое объясняет. Во-первых, становится понятно почему, как только становилось трудно, так победоносное сталинское правительство с призывом помочь обращалось именно к рабочему классу, тогда немногочисленному. Из откликнувшихся легко и свободно получаются прекрасные учёные, следователи, разведчики и контрразведчики, которые легко обводили вокруг пальца князей, дворян, доцентов, спекулянтов и зарубежные разведки. Лётчики отважные получались и стахановцы — словом, вся высокая поэтика сталинского периода. Разительный контраст с пропитым рабочим классом хрущёвского и далее периодов — ни на что не способная пьянь, смерды, никаких среди них неугодников .

Источником поэтики Революции был не рабочий класс, в смысле люди, проводившие день в цехах, а ковали и неугодники , в тот период оказавшиеся растворёнными в рабочем классе. Временно.