Константин Ворон - Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа

Внезапно ужас прошел, паника улеглась. Мое сознание стало необычайно ясным и холодным. Я стал последовательно размышлять над природой видения. Присмотрелся к теням, которые отбрасывали деревья рядом со светящимся привидением. Деревья не отбрасывали теней в голубом сиянии. Кусты, через которые полз змей, не шевелились под давлением его огромной туши. Змей явно не принадлежал той реальности, которую я видел перед собой. О его галлюцинаторной природе свидетельствовало и сохранение изображения, когда я закрывал глаза.

Змей полз вперед, казалось, что он ползет сквозь мой мозг. Я не только видел, но и всем телом ощущал его движения. Я чувствовал его тяжесть и не мог избавиться от нее…

Вдруг что-то тяжелое легло мне на плечо. Ужас вернулся. Я отскочил в сторону с воплем (я впервые в своей жизни закричал от страха!), обернулся и увидел Упыря .

– Снова ты шляешься по ночному лесу, – ласково сказал он.

Мне стало страшно уже не от мистического видения, а от подозрения, что он сейчас прямо здесь и убьет меня. Просто метнет нож и убьет. Я смотрел на него, холодея от нехороших предчувствий.

– Ну, чего ты испугался, дурачок? – так же ласково спросил Упырь . – Я же не Рева и не привидение.

Я скосил глаза на дно Каньона. Светящегося змея не было. Странным образом это меня успокоило. Страх прошел, но ноги предательски дрожали.

– Ты хотел увидеть Голубого Змея ? Ну и как, увидел? Ты хоть понял, что он живет у тебя в башке, а не в Каньоне?

У меня появилась совершенно сумасшедшая мысль, что Голубой Змей – это глист в моем сознании. И что я им заразился от Кобры .

– Идем в лагерь, – мягко предложил Упырь .

Я успокоился. Мы стали подниматься вверх. Я ждал объяснений. Их не было.

Возле догоравшего костра сидели Локка и Питерец. Локка , судя по всему, втолковывал свои представления о нехорошей сущности Барбароссы . Я предпочел сесть отдельно.

Лихорадочная дрожь сменилась отупением. Так я и сидел, тупо глядя в костер, не думая ни о чем.

Было, наверное, уже четыре утра, когда группа вернулась из лесу. На лицах пришедших читалось потрясение. Парни откуда-то извлекли две бутылки вина («Плодовое крепкое»). Я посмотрел на Кобру . У нее были совершенно безумные глаза. Я понял, что встреча с Олли-Ревой-Лешим состоялась. Я подошел к ней и обнял. Она дрожала. Я увел ее в темноту, подальше от костра и крепко прижал к себе. Она прильнула ко мне. Моя рука скользнула по ее спине, забралась под рубашку, прошлась по голой спине. Она откликнулась каким-то судорожным движением. Пальцы впились в мою грудь. Это не было проявлением страсти. Она искала защиты.

– Что там было? – спросил я.

– Ты знаешь, мы наткнулись на Реву, – прошептала она.

Мы тихонько ушли в лес. И я, и она были взвинчены. Мы сбивчиво и возбужденно рассказывали друг другу о том, что происходило этой ночью.

Примерно через час после начала бега Кобра очнулась от сосредоточения на однообразном ритме и обнаружила, что группа, в которой она бежала, куда-то исчезла. Луну закрыли тучи, и ее свечение не пробивалось сквозь деревья. В абсолютной темноте тропинку можно было обнаружить только на ощупь. Кобра решила нарушить правило и крикнула, что она отстала. Лес молчал. Кобра присела. До рассвета все равно оставалось не более четырех часов. Чтобы не терять времени зря, она растворила восприятие .

Она не смогла сказать, сколько прошло времени, когда из растворения ее вывел громкий треск ломающихся веток. Кобра вскочила. Слева от тропинки на нее надвигалось нечто жуткое, еще более черное, чем абсолютная темнота вокруг. Она различила массивный мужской силуэт. Раздался рев огромного хищника. Силуэт приближался. Его рев сотрясал все ее тело. Кобра вспомнила прошлогоднюю позу- иероглиф Барбароссы и приняла ее. Но это не помогло. Жуткое видение приближалось. Кобра завизжала от ужаса. Тут между ней и чудовищем появился Барбаросса. Рев прекратился. Кобра обнаружила себя в окружении тех ребят, с которыми она начала свой бег. Барбаросса похвалил ее за то, что она выманила Реву, но похвала не растворила страх.

Кобра снова прижалась ко мне. То, что случилось дальше, я не могу назвать сексуальным контактом, это была близость, порожденная потрясением, в котором мы оба пребывали. Это был акт не любви, а поддержка друг друга.

Мы успокоились. Нужно было трезво рассмотреть все варианты происшедшего.

Сопоставили время. Я явственно помнил, что Змей появился при лунном свете, глухая темнота пришла позже, когда я уже сидел в лагере.

Я наметил план – расспросы Барбароссы и Локки и анализ результатов. Визит к Упырю . А пока – спать.

Я вернулся в палатку. Локки еще не было. Сон не приходил. В сознании возникали обрывки всех моих приключений в Бучаке, они сплетались в странные узоры из колючей проволоки, которую я должен был разорвать.

Пришел Локка . Я сделал вид, что сплю.

Утреннее занятие опять вел Барбаросса . Он вывесил два рисунка, увидев которые, я испытал очередное потрясение – на них были изображены красный и зеленый змеи. Нужно было пережить их эйдосы , а потом перенести эйдос красного змея на зеленого, и наоборот. Это напоминало предыдущее занятие Доктора .

Надо сказать, что такой интенсивности занятий и притока новых знаний, как тем летом, я никогда не переживал ни раньше, ни в последующие годы. Как ни интенсивна была последующая программа подготовки деев , она все-таки была размеренна и учитывала необходимость приспособления человеческого сознания к обрушивающимся на него изменениям. Как пояснил потом Инструктор , эта интенсивность 1980-го года определялась тем, что на завершение формирования Ночной группы оставалось не более трех месяцев. Я, Кобра, Волк и Паук были последними претендентами на участие в ней.

Обстоятельства вхождения в Ночную группу предопределяют дальнейший способ жизни в мире деев . Эти обстоятельства – «быстрей, быстрей!» – преследовали меня все тринадцать лет подготовительного периода – Нуля . Впрочем, у наших инструкторов – нашей Единицы — в свое время дела обстояли еще хуже. Только Генерал и Толстяк провели в Нуле 13 лет, Доктор хоть и начал практику Нуля в 1967-м, но потом выпал на три года из общих занятий и по-настоящему включился в Нуль лишь в 72-м, а Барбаросса вообще познакомился с Нулем за четыре года до Единицы . У остальных срок Нуля тоже был непозволительно мал – от трех до восьми лет.

Итак, Барбаросса дал задание. Некоторое время я старался подавить лихорадочную скачку мыслей. Змей Черногорца, Голубой Змей в Каньоне и змеи Барбароссы выстраивались в один ряд.