Карлос Кастанеда - Учение дона Хуана

- Что значит - бессмысленные?

- То, что мы видим сами по себе. Вещи, которые мы видим, когда лишены направления. Это значит, что «трава дьявола» хочет от тебя отделаться, отшвырнуть наконец прочь.

- А ты знаешь кого-нибудь, с кем было такое?

- Да. Со мной. Без мудрости ящериц я бы сошел с ума.

- Что же ты видел, дон Хуан?

- Кучу чепухи. Что я еще мог видеть без направления?

Понедельник, 28 декабря 1964

- Ты говорил, дон Хуан, что «трава дьявола» испытывает людей. Как это понимать?

- «Трава дьявола» - как женщина, и, совершенно как женщина, она льстит мужчинам. Она ставит ловушки на каждом шагу. Ты, например, попался, когда она заставила тебя помазать пастой лоб. На этом не кончится, и ты, скорее всего, опять попадешься. Смотри в оба. Не увлекайся ею; «трава дьявола» - лишь один из путей к тайнам человека знания. Существуют и другие пути. Главная ее ловушка - заставить тебя поверить, что этот путь - единственный. Запомни: глупо ухлопать жизнь на один-единственный путь, особенно если у него нет сердца.

- А как узнать, дон Хуан, что этот путь не имеет сердца?

- Прежде чем ты решишься на этот путь, спроси себя: имеет ли он сердце? Если ответ будет - нет, значит так оно и есть, и нужно искать другой путь.

- Но как я смогу наверняка узнать, имеет ли этот путь сердце?

- Это может любой. Беда в том, что никто не задает себе этот вопрос; обычно человек слишком поздно понимает, что выбрал путь без сердца, когда уже стоит на краю гибели. В этой точке лишь очень немногие имеют силы оставить свою устремленность и отойти.

- Как правильно задать себе этот вопрос?

- Просто задай его.

- Я имею в виду, существует ли какой-нибудь специальный метод, чтобы я не обманулся и не принял отрицательный ответ за положительный?

- Почему это ты обманешься?

- Ну, скажем, потому, что в этот момент путь будет казаться приятным и радостным.

- Чушь. Путь без сердца никогда не бывает радостным. Уже для того, чтобы на него выйти, приходится тяжело работать. Напротив, путь, у которого есть сердце, всегда легкий: чтобы его полюбить, не нужно особых усилий.

Тут он вдруг заявил, что «трава дьявола» мне очень нравится, и я был вынужден признать, что во всяком случае испытываю к ней предпочтение. А как я отношусь к его союзнику - дымку, спросил он, и мне пришлось сказать наконец, что сама мысль о нем наводит на меня дикий страх.

- Что я говорил: когда выбираешь путь, надо быть свободным от страха и честолюбия; но дымок ослепляет тебя страхом, а «трава дьявола» - честолюбием.

Я возразил, что честолюбие необходимо даже для того, чтобы выйти на какой угодно путь, и что его утверждение, будто следует быть свободным от честолюбия, не имеет смысла. Чтобы учиться, уже необходимо честолюбие.

- Желание учиться - это не честолюбие, - сказал дон Хуан. - Стремление к познанию - наша судьба, потому что мы люди; но искать «траву дьявола» - значит стремиться к силе, а не к познанию. А это и есть честолюбие. Смотри, чтобы «трава дьявола» тебя не ослепила. Она завлекает мужчин и дает им ощущение силы, с нею они уверены, что могут совершать такие вещи, которые обычному человеку не снились. Но в этом ее ловушка. А потом путь без сердца обернется против человека и его уничтожит. Немногое нужно, чтобы умереть, и искать смерти - значит ничего не искать.

В декабре 1964 года я отправился с доном Хуаном собирать разные растения, необходимые для приготовления курительной смеси. Это был четвертый цикл. Собирал я, а дон Хуан просто следил, как я выполняю его требования, которые заключались в точном выборе времени сбора и полной при этом сосредоточенности. Как только все ингредиенты были собраны и уложены на хранение, он стал требовать, чтобы я вновь встретился с дымком.

Четверг, 31 декабря 1964

- Теперь, когда ты уже кое-что знаешь про дымок и «траву дьявола», ты можешь сказать с большей определенностью, кого из них предпочитаешь.

- Дымок здорово меня пугает, дон Хуан, честное слово. Не знаю, в чем тут дело, но что-то нет у меня к нему особой симпатии.

- Ты любишь лесть, а «трава дьявола» тебя ублажает. Она приносит тебе удовольствие, точно женщина. Дымок - напротив, сила куда более благородная; у него безупречно чистое сердце. Он не завлекает мужчин и не делает их пленниками, точно так же он свободен от любви и от ненависти. Единственное, чего он требует, - это силы. «Трава дьявола» тоже требует силы, но другой - вроде той, которая нужна, чтобы нравиться женщинам и их удовлетворять. Сила же, которую требует дымок, - это сила сердца. У тебя ее нет, как, впрочем, и у очень многих. Вот почему я настоятельно тебе советую сойтись с ним поближе. Дымок оживляет сердце и вливает в него силы. Это тебе не «трава дьявола», полная страстей, ревности и насилия. Дымок постоянен. С ним ты можешь не беспокоиться - а вдруг его чем-то нечаянно обидел.

Среда, 27 января 1965

19 января я вновь курил галлюциногенную смесь. Я говорил дону Хуану, что с дымком мне здорово не по себе и вообще я его боюсь; но дон Хуан сказал - чтобы оценить дымок по достоинству, нужно еще раз попробовать.

Мы вошли к нему в комнату. Было где-то часа два пополудни. Он достал свою трубку. Я принес угли, и мы уселись лицом к лицу. Дон Хуан сказал, что сейчас согреет и разбудит трубку, и если я буду смотреть внимательно, то увижу, как она засветится. Раза три-четыре он поднес трубку к губам и пососал ее, с нежностью потирая. Вдруг он почти неуловимым движением кивнул мне на трубку - мол, смотри, пробуждается. Я внимательно смотрел, но ничего такого не заметил.

Он вручил трубку мне. Я наполнил ее своей собственной смесью, потом подхватил горящий уголек чем-то вроде пинцета, который приспособил из деревянной прищепки и припас специально к такому случаю. Дон Хуан взглянул на пинцет и покатился со смеху. Я на секунду зазевался, и уголек пригорел к щипцам. Я побоялся стучать пинцетом о трубку, и пришлось плюнуть на уголек, чтобы его стряхнуть.

Дон Хуан отвернулся и спрятал лицо в ладонях. Он сотрясался всем телом. На мгновение мне показалось, что он плачет, но он беззвучно трясся от смеха.

Процедура оказалась надолго прерванной; наконец он сам взял уголек, положил его в трубку и велел курить. Понадобилось немалое усилие, чтобы раскурить смесь; вероятно, трубка была слишком плотно набита. При первой же затяжке в рот, кажется, попала пыль из смеси, и он сразу онемел. Я видел, как периодически разгорается трубка, но дыма совсем не чувствовал, как, скажем, чувствуешь дым сигареты. Однако я ощущал, что вдыхаю что-то, что сначала затопило легкие, а затем хлынуло вниз, заполняя все тело.

Я насчитал двадцать затяжек, а потом счет потерял значение. Я начал потеть; дон Хуан пристально на меня смотрел и приговаривал, чтобы я не боялся и делал все, как он меня учил. Я хотел сказать «ладно», но вместо этого вырвался жуткий вой, продолжавший звучать и после того, как я закрыл рот. Дон Хуан опешил, но тут же вновь покатился со смеху. Я хотел утвердительно кивнуть, что ли, но не мог двинуться.