Наталья Степанова - Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 04

Сталь ты крепкая, затупись,

Веревка ссученная, перервись,

Камень, от руки отвались,

Богородица, заступись,

Кто придет за душой, отступись.

Надеваю я кандалы святые,

Остры ножи, будьте тупые.

Захлестни, Матерь Божья, им ноженьки,

Заступись и помилуй нас, Боженька.

Господи Вседержитель мой,

В самый тяжкий час Ты побудь со мной.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Господи, сохрани и оборони

Твоих рабов (имена). Аминь.

Кто спит в моей вещи, тот меня не заспит.

(Имя покойника) тебе в этом городе лежать,

А мне за твоим городом стоять. Аминь.

«Мне было четырнадцать лет, молодежь в нашем поселке отмечала день Ивана Купалы в роще, где жгли костры, прыгали через огонь, танцевали под магнитофон. Тот, кто помладше, пил пиво, ребята постарше – вино. Одним словом, вытворяли что хотели. Сейчас мне двадцать один год, и я уже многое понял, но когда тебе четырнадцать лет, всегда хочется чем-нибудь отличиться, чтобы обратили внимание девчата и решили, что ты особенный. На глаза мне случайно попалась лягушка. Не знаю сам почему, но в голову пришла мысль, что ее надо надуть и бросить в костер. Смеясь, я сказал, что брошу в костер живую бомбу, думая, что она должна лопнуть и издать громкий звук. Я так жалею о том дне, но ничего теперь не вернуть. Надул я лягушку, вокруг стояли ребята, подзадоривали, смеялись. Было весело. Я почувствовал себя душой компании и дурачился еще больше. На самом деле мне быстро стало жалко лягушку. Бедное существо со страшно выпученными глазами слабо дергалось в моих руках. К тому же во мне нарастал леденящий ужас, сам не знаю почему. Но остановиться я уже не мог, ведь все от меня ждали продолжения спектакля. В конце концов лягушка была брошена в костер. Взрыва, естественно, не было. Раздался чуть слышный хлопок – и все. О происшествии все быстро забыли и переключились на другие развлечения, мне же стало очень плохо. Я стоял за деревьями, держался за горло и задыхался. Я все время чувствовал запах лягушки, как будто до сих пор ее надуваю. Ощущал холодок ее тельца. Все время вспоминал ее выпученные глаза и видел в них свое отражение. Меня стошнило. Я попробовал покурить, чтобы перебить лягушачий запах, но поперхнулся дымом и очень долго кашлял. Потом тело мое покрылось липким потом, у меня закружилась голова и появилось ощущение, будто меня кто-то тянет к костру. Я подошел и стал вглядываться в головешки, хорошее настроение пропало, и на его место пришло ощущение надвигающейся беды. На другой день я снова почувствовал себя нормально и быстро забыл об этой истории.

Прошло полгода, и мне поставили диагноз – астма. Я стал страшно задыхаться. Дошло дело до инвалидности. Я резко набрал вес, глаза у меня стали навыкате. Однажды мы с матерью поехали в город, мать пошла в церковь, а я сидел за оградой. Без конца ко мне приставали нищие, в том числе и беженцы с детьми, и я давал им какую-то мелочь. Я сидел в тени, и вот ко мне подошла старуха, поставила сумки и села на поребрик, как и я. Я полез за деньгами, думая, что она тоже будет просить, как все. А она сказала:

– Тебя жаба скоро задавит. Зачем ты ее надувал, а?

– Откуда вы знаете про это?

– Я знаю, потому как Бог даровал мне знание.

– Может быть, вы меня вылечите? Я с вам рассчитаюсь.

– Во-первых, за лечение этой болезни мы деньги не берем. Во-вторых, лично я тебе не помогу – слаба уже я. Дам я тебе адрес матушки Натальи, но зайди к ней в четный день, иначе она тебя не примет. Торопись лечиться, это тебе не дутых жаб жечь, скоро поздно будет. И еще передай матушке Наталье, что Серафима Черная отхаживает свое до первого снега. Ведь мне завтра девяносто стукнет. Вот так. Пусть матушка Наталья “за упокой” делает для меня. Ее дело надежное. Передай, что спокойно ухожу. Плохим словом люди не вспомнят. Не опозорила я чести мастеров».

– Жаба, ты где была, где спала,

Воду пила?

– Пила.

– С раба Божьего (имя) забрала?

– Забрала.

Вода к воде, жаба не к беде.

Царь водяной, земляной,

Царь, да пустой.

Аминь. Аминь. Аминь.