Парамаханса Йогананда - АВТОБИОГРАФИЯ ЙОГА

Американцы могут с гордостью припомнить успешный эксперимент в области ненасилия, произведенный Уильямом Пенном в XVII веке. Он основал колонию в Пенсильвании, где не было ни крепостей, ни солдат, ни народного ополчения, даже не было оружия. Среди жестоких пограничных войн и кровопролитий, между новыми поселенцами и краснокожими только пенсильванские квакеры не знали мучений. «Других людей убивали, избивали; но их никто не трогал, ни одна женщина из поселений квакеров не подверглась нападению, ни один ребенок не был убит, ни один мужчина не был подвергнут пыткам». Когда же наконец квакеры были вынуждены уступить управление штатом людям других убеждений, «вспыхнула война, и многие пенсильванцы были убиты. Но среди убитых было только три квакера, да и то эти трое оказались отпавшими от веры и взявшими оружие для самозащиты».

«Обращение к силе во время первой мировой войны не смогло принести спокойствия,– заявил Франклин Делано Рузвельт.– И победа и поражение оказались одинаково бесплодным. Мир должен усвоить этот урок».

«Чем больше орудий насилия, тем больше несчастья для людей,– учил Лао-Цзы.– Триумф насилия кончается погребальным плачем».

"Я борюсь за мир во всем мире, меньшего я и не желаю,– заявил Ганди.– Если индийское движение придет к успеху, на основе сатьяграхи , на основе ненасилия, оно даст новый смысл патриотизму и – если можно сказать со всем смирением – и самой жизни".

Прежде чем отбросить прочь учение Ганди, назвав его непрактичным и мечтательным, пусть западный читатель сначала поразмыслит над следующим определением сатьяграхи , данным учителем из Галилеи:

"Вы слышали что сказано: «око за око, и зуб за зуб». (Исход, 21, 24).

«А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».[ 19]

Эпоха Ганди с поразительной точностью космического хронометра превратилась в век человечества, уже повергнутого в отчаяние и приведенного в запустение двумя мировыми войнами. Теперь на гранитных стенах его жизни является божественная рука, которая чертит предупреждение против дальнейшего братоубийства и кровопролития.

«Это был отец народа в полном смысле слова, и его убил безумец. Миллионы скорбят, ибо погас свет... Свет, горевший в этой стране, не был обычным светом. Он будет виден в этой стране целую тысячу лет, и весь мир также будет видеть его»,– сказал премьер-министр Индии вскоре после того, как Махатма Ганди был убит в Нью-Дели 30 января 1948 года.

За пять месяцев до этого события Индия мирным путем добилась национальной независимости. Работа семидесятивосьмилетнего Ганди была закончена и он понимал, что час его близок. «Ава, принести мне все важные бумаги,– сказал он внучке утром трагического дня.– Я должен отметить сегодня. Завтрашний день может никогда не наступить». Во многих местах своих статей и речей Ганди делал намеки, свидетельствовавшие о том, что он предчувствовал свой конец.

Медленно опустившись на землю с тремя пулями в слабеющем и быстро угасающем теле, умирающий Махатма поднял руки в традиционном индийском жесте приветствия, безмолвно свидетельствуя этим свое прощение. Будучи в течение всей своей жизни невольным артистом, Ганди достиг высочайшей вершины артистического мастерства в момент смерти. Все самопожертвование его бескорыстной жизни сделало возможным этот заключительный жест любви.

«Будущие поколения, возможно и не поверят, что такой человек во плоти и крови ходил по земле»,– писал Альберт Эйнштейн, воздавая хвалу Махатме. Сообщение из Ватикана гласило: «Убийство Ганди вызвало здесь глубокую скорбь. Ганди оплакивают, как апостола Христианских добродетелей».

Жизни всех великих существ, пришедших на землю для служения высшей добродетели, преисполнены символического значения. Драматическая смерть Ганди во имя единства Индии высоко вознесла его послание к миру, каждый континент которого раздираем враждой. Это послание выражено в следующей пророческой фразе:

«Ненасилие явилось среди людей, и оно живет. Оно – предвестник мира во всем мире».

[1]. Его полное имя Мохандас Карамчанд Ганди. Он никогда не называл себя Махатма.

[2]. Буквальное значение этого санскритского слова "приверженность истине Сатьянграха – знаменитое движение ненасилия руководимое Ганди.

[3]. Она опубликовала очень много писем Махатмы, содержащих указания по самодисциплине; данные ей ее учителем («Письма Ганди ученице» Нью-Йорк, 1950 г.).

В последние годы жизни Мира Бен руководила ашрамом «Пашулок» около Ришикеша, оказывая медицинскую помощь и давая советы по сельскому хозяйству окрестным крестьянам. Она помнила слова Гандиджи: «Я стремлюсь узреть Бога в служении человечеству, ибо знаю, что Бог находится в каждом человеке, а не на небесах или внизу».

[4]. Мисс Слейд напомнила мне другую известную женщину Запада, мисс Маргарет Вилсон, старшую дочь великого американского президента. Я встретил ее в Нью-Йорке. Она чрезвычайно сильно интересовалась Индией, а позднее отправилась в Пондишери, где провела последние пять лет жизни у ног Шри Ауробиндо Гхоша, в счастье следуя его учению.

[5]. В течение многих лет жизни в Америке я соблюдал периоды молчания к огорчению посетителей и секретарей.

[6]. Безвредность, ненасилие – краеугольный камень убеждений Ганди. Он находился под сильным влиянием джайнов, которые считают ахимсу главной добродетелью. Джайнизм, одна из сект индуизма, был широко распространен в VI в. до Р.Х. благодаря проповеди Махавиры, современника Будды. «Махавира» означает «великий герой»; да обратит он свой взор через столетия на своего героического сына Ганди!

[7]. Хинди является разговорным языком для Индии. Индо-европейскиий язык, в основном базирующийся на санскритских корнях, хинди представляет собою главный диалект северной Индии. Главный из диалектов западного хинди – язык хиндустави, пользующийся алфавитами девананагари (санскритским) и арабским. Его субдиалект, урду, распространен среди мусульман и индийцев северной Индии.

[8]. Ганди описал свою жизнь с поразительной откровенностью в книге «История моих опытов в искании истины». Многие автобиографии наполнены громкими именами и красочными событиями; они хранят почти полное молчание о каких бы то ни было фазах внутреннего анализа, о процессе внутреннего развития. Каждую из этих книг откладываешь в сторону с известной неудовлетворенностью, как бы говоря: «Вот человек, знающий много выдающихся людей, но не знавший самого себя». Такая реакция на автобиографию Ганди невозможна; он описывает свои ошибки и увертки с безличной преданностью истине, редкой в анналах любой эпохи.